Он сделал шаг, затем остановился и повернулся к Фаллон.
— Он здесь, у нас.
— Простите, святой отец? — нахмурилась Фаллон.
— Граф Аларик здесь, на английской земле.
Она улыбнулась.
— Не требуется древнего знания, чтобы установить этот факт. Если герцог Вильгельм здесь, то здесь и Аларик.
Ее обожгли его черные глаза, когда он кивнул и негромко сказал:
— Он останется жив. Он переживет это сражение… Как и ты…
— Я не буду принимать в нем участия.
— И будете правы, миледи. — Он поклонился и ушел. Фаллон слышала, как отец говорил монаху, что он должен передать Вильгельму. Она подошла к креслу отца сзади и поцеловала Гарольда. Король рассеянно погладил ее, и она ушла спать.
Она проснулась перед рассветом в холодном поту, дрожа от страха. Ей приснилось, что она лежит на земле, а гигантская лошадь с тяжелым топотом проносится рядом, едва не задев ее копытами. Наконец их стук стихает, она решается открыть глаза — и встречается взглядом с холодными серыми глазами графа Аларика д’Анлу.
Фаллон поднялась и плеснула себе в лицо водой. Затем она тряхнула головой и заверила себя, что никогда не увидит героя своего сна. Норманны обречены потерпеть поражение и бежать, поджавши хвост, через Английский канал.
Через два дня, исполнив поручение, монах вернулся. Фаллон сидела в комнате отца и напряженно слушала. Монах передал Вильгельму слова Гарольда о том, что герцог пришел к ним без приглашения и что норманнам предлагается вернуться домой, иначе он вынужден будет напомнить ему о дружеском пакте с Вильгельмом.
Вильгельм прислал ответное послание, в котором выражал свои обиды. Фаллон с трудом сдерживала гнев. Вильгельм не только вспомнил старое обвинение в убийстве, которое тяготело над ее дедом, но и обвинил в соучастии ее отца, которому тогда было всего двенадцать лет! Вильгельм утверждал, что корона должна по праву принадлежать ему и что он готов заявить о законности своих притязаний в Англии или в Нормандии.
— Какая чушь! — воскликнула Фаллон. — Нормандский закон здесь ничего не значит, а англичане уже заявили о своем выборе.
Монах поклонился ей и сказал:
— Герцог предложил также встретиться с королем на поединке.
Гарольд потер пальцами лоб.
— Жест благородный, но бесполезный. Если паду я, англичане все равно не примут иностранного короля. Если падет он, его люди продолжат грабить страну.
Фаллон опустилась перед отцом на колени.
— Отец, ты сражался с норвежцами и победил их. Ты доказал, что ты отличный воин и справедливый король. Тебе не надо участвовать в битве с Вильгельмом. По крайней мере сейчас. Пусть войско поведет другой человек.
Монах кашлянул. Гарольд посмотрел на него. Гонец выглядел бледным. Он смиренно опустил голову.
— Король Гарольд, есть кое-что еще, что вам надо знать. Герцог везет папскую хоругвь. На его руке кольцо со священными мощами. Норвежские монахи заявляют…
Гарольд встал.
— Что же? — спросил он.
— Они заявляют, что папа отлучил тебя от церкви. То же самое ожидает всех, кто будет сражаться на твоей стороне.
— Что?! — воскликнул Гарольд. Он в волнении снова опустился в кресло и засмеялся, однако этот смех не мог скрыть его горечи и боли.
— Отец, да плевать на этих лживых крыс! — горячо сказала Фаллон. — Мы еще должны оправдываться перед папой! Да Вильгельм наверняка получил эту хоругвь благодаря лжи и предательству! Отец, это ничего не значит! — Она с тревогой вглядывалась в побледневшее, искаженное страданием лицо Гарольда.
Он снова вскочил и нервно зашагал по комнате, затем повернулся к монаху.
— Передай Вильгельму, что я вверяю дело в Божьи руки!
Монах кивнул, низко поклонился и удалился. Гирт, в молчании сидевший за столом, стукнул кулаком и встал перед братом.
— Гарольд, послушай меня, брат мой! Фаллон говорит дело. Ты наш король. Ты не должен ввязываться в сражение. Позволь повести войска мне. Если я погибну, Англия будет жить. Пока я поведу людей к Гастингсу, ты соберешь более мощное войско.
— Я встречусь с Вильгельмом в бою…
— Гарольд, не глупи, прислушайся к моим словам!
— Я встречусь с Вильгельмом в бою, и пусть нас рассудит Бог, поскольку он знает правду.
Фаллон никогда не видела отца таким непреклонным… Почти безумным в своей твердости..
Она обменялась с дядей взглядами, и Гирт, с горечью покачав головой, вышел. Фаллон, понимая, что отцу сейчас не до них, последовала за дядей.
Заслышав ее шаги, Гирт обернулся. Догнав его, она остановилась. Дядя вскинул подбородок.
— Фаллон, в нас во всех течет благородная кровь, но ты — дивный цветок в нашем роду. Я благодарен Богу за то, что ты есть у нас.
— Не дразни меня, дядя! — сказала Фаллон. — Мне так страшно сейчас! Отец…
— Фаллон, ты понимаешь? — перебил ее Гирт. — Гарольд хочет решить все в одном сражении. Он или Вильгельм!..
— Твой совет был здравым.
— Я остаюсь рядом с ним.
— Мы должны помочь ему!
— Только твоя любовь, Фаллон, может утешить. Он добрый, богобоязненный человек, и то, что Вильгельм располагает благословением папы, его страшно угнетает. Верни королю бодрость, Фаллон, ради Англии. — Он поцеловал ее в лоб. — Мы отправимся завтра. Храни тебя Господь.
Дядя оставил ее и поспешил в зал. Фаллон тяжело вздохнула.
У нее не было выбора. Она должна надевать латы и кольчугу и ехать вместе с войском. Она не позволит отцу одному идти в бой сейчас, когда у него так тяжело на душе. Она будет рядом с ним.
— Прости меня, Господи, за то, что я снова вынуждена обманывать отца! — горячо прошептала она. У Стэмфордского моста она доказала, что может быть полезна. И там же научилась переносить ужасный запах крови, преодолевать в себе слабость и тошноту при виде увечных и умирающих.
Будь что будет, но она отправится туда, где должно произойти сражение.
Как и прежде, Фаллон рассчитывала на помощь Делона. Однако Делон, увидев, что она седлает боевого коня, не на шутку рассердился. Он сказал, что на сей раз ему уж точно уготована темница, если, конечно, его не четвертуют или не повесят.
— Делон, поход уже начался. Не шуми, иначе отец может услышать. Если он поймает меня, я скажу, что собираюсь в Бошем, к матери.
Делон безнадежно вздохнул, а Фаллон улыбнулась. Она глядела на него с нежным торжеством, ибо он больше не сердился, а лишь испытывал угрызения совести. Он всегда уступал ей, даже рискуя собой. Послышались команды к построению пеших воинов; началась суета, лошади поднимались на дыбы, едва не давя собравшихся людей. Фаллон сжала руку Делона.
— Обещаю, Делон. Впредь я не стану подвергать риску наш союз. — Ее голос дрогнул. — Делон, пойми! Отец страшно расстроен папским отлучением. Он рвется в бой с этим нормандским ублюдком, хотя войско мог бы возглавить кто-то другой… Я должна быть там!
