— Вы чудовище, — тихо вымолвила она. — Я никогда не встречала более бессердечного существа.
— Я пытался проявить милосердие, миледи.
— Вы сама жестокость!
— Нет, миледи. Объяснить вам, что такое жестокость? — Глаза Тристана вдруг потемнели, и Женевьева поняла, что в этот момент он не видит ее. — Жестокость… — В его голосе слышалась такая боль, что у Женевьевы сжалось сердце. — Жестокость — это когда людей убивают среди ночи, в постелях. Жестокость — это когда крестьянок убивают возле печей, где они пекут хлеб, а седых мужей этих женщин приканчивают их собственными серпами. Жестокость — это насилие, грубое насилие, за которым следует смерть… несмотря на все крики женщины, мольбы о пощаде, о том, чтобы ее не калечили и не убивали хотя бы ради ребенка, которого она ждет… — Он осекся. Казалось, Тристан вновь увидел Женевьеву но это было для него невыносимо. Он поднялся. Она уже не сознавала, что по ее щекам струятся слезы. Кто-то вошел в комнату.
Тэсс. Краснощекая, большеглазая, готовая угодить. Тристан прошел мимо нее, даже не обернувшись.
— Милорд? — обратилась к нему Тэсс. Он раздраженно оглянулся и пожал плечами.
— Приведи ее в порядок. — Звуки его шагов быстро стихли вдали, на винтовой лестнице.
— Я выхожу замуж!
Эдвина произнесла эти слова с таким ликованием, что Женевьева радостно улыбнулась и крепко обняла тетку. Это и вправду было чудом. Эдвина всей душой любила Джона, несмотря на то что вместе с ним в замок явились горе и смерть. Однако Эдвина твердо решила забыть о недавних бедствиях.
— Я так рада за тебя. — Женевьева старалась не выдать досады. Она удивилась и смутилась, когда сегодня утром к ней вошла Эдвина, ибо полагала, что Тристан намерен держать ее взаперти, под присмотром вертихвостки Тэсс. А еще ее мучил вопрос: простила ли ее тетка.
Глаза Эдвины сверкали как звезды.
— Завтра, Женевьева! Отец Томас обвенчает нас завтра! Боже мой, как я счастлива!
Женевьева потупилась. Она любила Эдвину и всей душой желала ей счастья, но вместе с тем ощущала опустошенность. Господи, что здесь происходит? Жизнь продолжается: отец Томас молится в часовне, крестьяне работают на полях, старый Грисвальд трудится в кухне. Можно подумать, что недавняя осада им только приснилась… Даже у Эдвины все сложилось превосходно — она влюбилась в недавнего врага. За предательство поплатилась только Женевьева, став пленницей и вызывая всеобщее недоброжелательство: именно ее обвиняли во всех бедах.
«Впрочем, — задрожав, подумала Женевьева, — именно я нанесла удар Тристану и была твердо убеждена, что он умер и похоронен». Она помнила слова Тристана и выражение его лица. Почти ничего не поняв, Женевьева испытала жалость к нему, которой он, конечно, не хотел вызвать, и потому особенно опасалась за свое будущее. Ждать милосердия от этого человека нечего.
Женевьева отвернулась, не желая, чтобы Эдвина увидела ее слезы.
— Я буду думать о тебе. Уверена, все пройдет замечательно.
Иначе и быть не могло. Эдвина собиралась замуж, Бог свяжет ее и Джона священными узами, а после церемонии предстоят пиршество, танцы и… Но Женевьева понимала, что ничего этого не увидит. Ее, как пленницу, оставят здесь, в башне.
— Ты непременно должна увидеть это! — заявила Эдвина. — Попроси Тристана — и он согласится.
Женевьева подавила вздох разочарования. Эдвина не знала, каким был Тристан вчера ночью. Если бы она видела его гнев, отчужденность и боль, то промолчала бы.
— Сомневаюсь, что он посетит меня сегодня, а уж тем более не станет выслушивать просьбы. И кроме того… — Женевьева помедлила, не зная, как объяснить тетке, что бесполезно умолять столь жестокого человека. — Словом, я не могу просить его. Если я попрошу его прийти сюда, он откажется. В сущности, мне некого даже послать за ним.
— Если хочешь, его попрошу я. Или Джон.
— Эдвина, это ни к чему. Тебя ждет самый чудесный день в жизни. Это твой день. Не надо ничем омрачать его. И пожалуйста, не беспокойся. Мысленно я буду рядом с тобой, обещаю!
Эдвина приуныла.
— Женевьева, ты не так ведешь себя с ним…
— Я не так веду себя с ним? Эдвина, он отнял мое наследство! Убил моего жениха и отца…
— Они погибли в бою.
— Тристан вторгся в мой дом и обесчестил меня, а ты говоришь, что я не так веду себя с ним!
— Женевьева, он мне нравится, я восхищаюсь им. Тристан не только любезен, но и справедлив. И если бы ты смирилась…
— Вот как? Он притащил меня в замок, запер меня здесь и…
— Он взял то, что ему предложили с самого начала. Дорогая, так уж устроен мир. Тристан победил, а мы проиграли. И если бы ты не принимала все так близко к сердцу…
— Эдвина, довольно! Ты полюбила Джона — что ж, я рада. За твое будущее можно не опасаться. Но не жди смирения от меня! Я ненавижу Тристана, считаю его зверем, я… — Женевьева вдруг осеклась, размышляя, в какой момент начала лгать. Помолчав минуту, она спросила: — Эдвина, что с ним случилось?
— Он… не любит, когда говорят о его прошлом, и до сих пор злится на Джона за то, что тот рассказал мне все.
— Эдвина, мы здесь вдвоем! Ты упрекаешь меня в непокорности, но не хочешь даже помочь мне понять, в чем дело. Кое-что я знаю… на его людей напали, и…
— Но не в бою, — перебила ее Эдвина. — Родные Тристана были сторонниками Йорков, а сам он — приближенным Ричарда…
— Что?! — изумилась Женевьева.
— Когда король Эдуард умер, а власть попытался захватить Вудвилл, отец Тристана был в числе тех, кто верил, что правление Ричарда станет благом для страны. А затем маленьких принцев отправили в Тауэр. Тристан открыто выступил против Ричарда, требуя пощадить детей. Он не мог поддерживать короля, ибо подозревал, что тот приказал убить племянников. После этого Тристан и Джон вернулись домой и обнаружили, что случилось самое страшное. Деревни сожгли дотла, женщин изнасиловали и зарезали, мужчин перебили. Но это еще не все. Погибли все родные Тристана — его отец, брат, жена брата и жена самого Тристана. Джон говорил, что это был кошмар. В то время Тристан и его жена ждали первенца. И вот Тристан нашел младенца рядом с трупом жены… — Помолчав, Эдвина добавила: — У нее было перерезано горло.
Женевьеве стало дурно. Похолодев от ужаса, она опустилась на постель.
— Я сочувствую ему, — вымолвила она, — как посочувствовала бы любому. Но все это не моя вина. Я…
— Да, ты обманула его, зазвала к себе в спальню и попыталась убить кочергой.
— Черт побери, Эдвина! Это не я затеяла!
— Знаю, — негромко отозвалась Эдвина и быстро сменила тему. — Смотри, я принесла тебе Чосера, Аристотеля и того итальянца, которого ты так любишь. А теперь мне пора — пока кто-нибудь не заподозрил, что мы опять строим козни. — Она крепко обняла Женевьеву. — Ты еще будешь свободной. Только наберись терпения, молчи и жди. И… попроси его о милости. Объясни, что сидеть здесь в одиночестве тебе тяжело.
