Ознакомительная версия.
Мужчины гонялись за ней как ошалелые, особенно юнцы неистовствовали. Ну да, порчинка была в моде! Говорили, Инна способна даже гомосексуалиста возбудить и отбить у любовника, затащить в свою постель!
Дамы над Инной насмехались… и безумно, жадно завидовали ей.
О да, надо накраситься, как Фламандская, а потом пойти перецеловать всех гостей… Вот весело будет! Впрочем, нет, пожалуй, в кондовом Энске, среди сугубо провинциальной публики (о модном гомосексуализме здесь небось и слыхом не слыхали) футуристический всплеск не будет иметь успеха. Еще, глядишь, анафеме мадам Шатилову предадут! А здесь, в этой дремучей глуши, жене сормовского управляющего надо заботиться о своей репутации так же, как о репутации супруга…
Однако пора и возвращаться. Никита, наверное, уже тревожится, куда она подевалась. Скоро пойдет искать и будет ворчать.
Лидия потянулась к коробке с пудрой, взгляд ее рассеянно скользнул к зеркалу – и тотчас она с коротким, задушенным криком замерла, застыла, зажмурилась, испуганная тем лицом, которое глядело на нее из темного стекла… совсем рядом с ее лицом. Настолько близко, что просто удивительно, как она не ощущала на обнаженных плечах чужого дыхания. Нет! Его не может здесь быть! Это призрак, порожденный страхом!
– Чего вы так испугались? – насмешливо спросил порожденный страхом призрак, и Лидия почувствовала, что он отодвинулся от нее.
– Что вы… кто?.. – бессвязно забормотала Лидия, открывая глаза и всматриваясь в его лицо.
Темные, тщательно приглаженные и причесанные на пробор волосы, прищуренные глаза, точеные черты. Визитка, бутоньерка. Довольно фатоват, но вполне комильфо. Молод, строен, бледен… Один из гостей? Но что делает один из гостей в ее спальне?!
– Извините, я дверью ошибся, – проговорил молодой человек так же насмешливо. – Не туда зашел.
А что он вообще забыл в этой половине дома? Перепил шампанского и заблудился? Просто не в меру любопытен, решил поразвлечься, наблюдая за чужой жизнью? Или что-то высматривал? Собрался что-нибудь украсть? Или… или кого-нибудь убить?
Нет, не может быть. Это не он , не он , не он , он не мог сюда прийти, это же слишком опасно!
Неужели?.. Вот сейчас он в спальне Лидии. И больше никого рядом, некого позвать на помощь. Если и есть опасность, то лишь для нее.
Нет, это не он … Кудрей нет, вот что. Не он!
– Если вы дверью ошиблись, то сейчас самое время исправить ошибку, – глухо проговорила Лидия, цепляясь за последние остатки самообладания. – Выйдите, пожалуйста. Вы меня слышали? Подите вон!
Даже самый наглый гость после такого окрика вышел бы, конечно. Самый наглый – только не этот…
Развалился в кресле, поглядел в упор:
– Уйду, когда захочу.
Сердце у Лидии словно ухнуло куда-то, в груди стало холодно и пусто, когда яркая синева проблеснула меж насмешливо прищуренных век.
Он …
«Вот и смерть твоя пришла», – произнес где-то вдали чей-то безнадежный голос. Это она сама сказала, Лидия? Или кто-то подсказал, подготовил к тому, что сейчас неминуемо произойдет? Ножи из рукава визитки… туз козырный…
– Вы, вы… – пробормотала, не слыша своего севшего голоса. – Это вы?!
– Узнала, – кивнул Бориска. – Вот и хорошо. Я так и думал, что ты меня сразу узнаешь, как увидишь. Нарочно проверить пришел. Вот – проверил. Значит…
– Значит… что? – всхлипнула Лидия, прижимая руки ко рту и в бессильном ужасе кусая пальцы. – Убьете меня теперь? Не надо, не надо, послушайте, не надо! Я же никому ничего не сказала!
– Ну, как могло такое быть? – недоверчиво проговорил Бориска. – Ты же на меня долго пялилась, должна была разглядеть. А тут вокруг тебя Смольников крутился, я сам видел. Выспрашивал обо мне?
– Ну да, конечно, – закивала Лидия, – крутился, выспрашивал. Ну и что? Я никому ни слова не сказала ни Смольникову, ни мужу своему. От встреч со следователем отказывалась. Я вас не выдала ни словом, ни словечком, клянусь!
Ей в самом деле казалось сейчас, что она вообще ничего не открыла Смольникову. Внешность не описала… Имя назвала? Ну, это ерунда, наверняка «Бориска» – не настоящее его имя. Ничего Смольников от нее не узнал!
– И мужу не сказала? – Бориска недоверчиво покачал головой. – Да разве могут быть от мужа секреты? Или вы плохо живете?
– Мы? Хорошо, хорошо живем, – пробормотала Лидия. – Почему плохо? Хорошо!
– Любит тебя муж? Спите небось вместе, а не врозь, как иные господа?
Ничего не соображая, Лидия истово кивала.
– Значит, что, будет твой мужик по тебе горевать? – участливо спросил Бориска. – Как думаешь?
Мгновение Лидия смотрела на него, потом рухнула на колени, да так, что гул по комнате прошел и ноги заломило, но она ничего не чувствовала, кроме холодного ужаса надвигающейся смерти.
– Ты убить меня пришел, но ты меня не убивай, не надо… – забормотала бессвязно.
– Ну, может, и не убью, – вдруг усмехнулся Бориска, но глаза его были холодны. Глумливой была усмешка, издевательской! – Я не решил еще. Может, и не убью… Только ты меня попроси хорошенько, ладно?
Лидия смотрела на него снизу вверх, ломала ледяные пальцы. И не верила ушам своим…
Что это такое? Что происходит? Правду говорят, будто все в жизни повторяется? С ней уже было такое раньше – она точно так же стояла на коленях перед мужчиной и умоляла его о пощаде, а он смотрел на нее, усмехался и говорил: «А вы меня попросите, Лидия Николаевна, хорошенько попросите! Умоляйте меня!»
Два года назад… Они тогда жили в Петербурге…
Танюше исполнилось тринадцать, Олегу – пятнадцать. Сыну взяли репетитора по математике и физике. Олежка – прирожденный гуманитарий, сочинения лучше всех в классе писал, историк его заслушивался, по языкам, пусть даже мертвым, круглые пятерки, а дойдет дело до точных наук – и все, лопался умный мальчик, словно мыльный пузырь.
Никита неистовствовал: сын Шатилова – в литераторы пойдет? В декаденты-с? Нет, только в Политехнический! По стопам отца! Чтобы дельным инженером стать! Страшно орал на Олега за каждую тройку, а уж двойки-то и вовсе было невозможно принести, кулаками махать начинал. Лидия в свое время отучилась кое-как в провинциальной частной гимназии да и забыла благополучно про то время, Никита же Ильич окончил в свое время реальное училище с золотой медалью и никому про это не позволял забыть.
У Олега при одном упоминании Политехнического института начинались судороги. Однако он был мальчик умный и понимал, что за два года, оставшиеся до окончания гимназии, всякое может произойти, глядишь, они с любящей маменькой и переупрямят упрямца-папеньку. Как в той сказке: или шах умрет, или ишак заговорит. При этом Олег прекрасно понимал, что никуда его не примут, даже на желанный исторический факультет университета, если в аттестате по физике и математике будут тройки. Он готов был заниматься, зубрить!
Ознакомительная версия.
