Я принялся за составление плана. По уговору мне завтра полагается доложить Ренару, как обстоят дела; я могу встретиться с ним в канцелярии и убить его там, за закрытыми дверями; правда, после придется разбираться с секретарями. Лучше, пожалуй, спрятаться где-нибудь неподалеку, напасть на Ренара по пути в канцелярию, оттащить его в какой-нибудь дальний двор и устроить так, чтобы его смерть выглядела случайностью, следствием неудавшегося ограбления – в общем, сделать ровно то, что слуги Ренара, как мне тогда думалось, хотели сотворить со мной на дороге. Впрочем, какой бы план я ни избрал, действовать нужно быстро.
Я должен убить Ренара, прежде чем он покажет письма королеве.
С этой мыслью я кое-как поднялся на ноги. Комната покачнулась перед глазами. Я остановился, борясь с подкатившей к горлу горечью, набросил на плечи камзол, натянул сапоги и с болтающейся у пояса шпагой, пошатываясь, побрел к двери. Я будто двигался в толще воды. Я смутно осознавал, что в нынешнем состоянии не сумею даже спуститься по лестнице, куда уж там в одиночку в глухой ночи пройти через весь дворец к канцелярии Ренара. Я не представлял даже, хватит ли у меня сил нанести кинжалом смертельный удар, но тем не менее схватился за дверной засов с твердым намерением совершить задуманное.
Я распахнул дверь – и увидел перед собой фигуру, закутанную в плащ. Накренившись, я отпрянул и выставил перед собой шпагу. Человек отделился от непроглядной темноты и вскинул руку в предостерегающем жесте:
– Тсс! Не кричите.
Аромат лилий окутал меня. Я стоял и смотрел, не в силах вымолвить ни слова. В чаду догорающей свечи глаза Сибиллы казались огромными, пряди светлых волос, обрамлявших лицо, отливали парчовым золотом. Она отбросила капюшон, опавший мягкими складками на плечи. Когда она повернулась, чтобы закрыть дверь, плащ распахнулся, приоткрыв ее стройный стан, облаченный в простое черное платье с высоким воротом.
– Что… что вы здесь делаете? – хрипло прошептал я.
– Ищу вас. – Сибилла вглядывалась в меня, обеспокоенно хмурясь. – Я знала, что произошло что-то недоброе. Я несколько часов наблюдала за лестницей, которая ведет к вашей комнате.
– Вы… ждали?
– Да. Я хотела кое-что вам сообщить. Ренар всю вторую половину дня провел с королевой; они ужинали вместе в ее покоях. Пока мы с леди Кларансье прислуживали им за столом, я подслушала слова Ренара о том, что вам, дескать, нельзя доверять. Королеве не по нраву пришлось такое заявление, и она сказала, что вы еще тем или иным способом докажете свою преданность; на что Ренар возразил, что скоро доставит ей свидетельство обратного. Вот почему я при первой возможности поспешила отыскать вас. Я ждала в галерее, укрывшись от посторонних глаз в стенной нише, а с наступлением ночи начала страшиться худшего.
Я окаменел, словно статуя, и только стискивал в кулаке рукоять шпаги.
– И что же… Ренар доставил это свидетельство?
Спокойствие, прозвучавшее в моем голосе, удивило меня самого.
– Нет. Я возвращалась в покои королевы, когда случайно увидела во внутреннем дворе двоих, спешно шагавших к канцелярии Ренара. Я узнала их; Ренар всегда нанимает эту парочку для исполнения преступных поручений. Я также знала, что самого Ренара на месте нет; выйдя из покоев королевы, он покинул дворец. Он снимает особняк на Стрэнде; он не живет в особняке, однако часто ездит туда, так что, скорее всего, держит там любовницу. Я незаметно пошла за этими людьми. Они отдали секретарю Ренара – тому брюзге, который, кажется, никогда не спит, – кожаный футляр наподобие тех, какими пользуются курьеры. Еще они сказали, что ранили предателя, однако оставили в живых, как и было велено. Секретарь обещал передать футляр по назначению. Я видела все это из коридора. Дверь в канцелярию была распахнута настежь.
Я едва дышал, не сводя глаз с Сибиллы, всецело поглощенный ею.
– Вы и есть тот предатель, о котором они говорили? – спросила она.
– Они отняли у меня футляр, – кивнул я. – Один из этих людей – тот, что ниже ростом, худощавый, – мог без труда прикончить меня. Вижу, я был прав, заключив, что за всем этим стоит Ренар.
Лицо Сибиллы напряглось.
– Он допустил серьезную ошибку с тем отравленным письмом и не может позволить себе новой неудачи. – Она сунула руку под плащ и достала футляр из промасленной кожи. – Этот?..
Сердце мое бешено заколотилось. Я не мог поверить собственным глазам. Глядя на столь безобидный с виду предмет в руке Сибиллы, испачканный сажей каминной трубы и покрытый бесчисленными следами грязных пальцев, я вынужден был призвать все силы, чтобы не наброситься коршуном на добычу.
Взгляд Сибиллы похолодел.
– Вы по-прежнему мне не доверяете?
– Не знаю. – Я прямо взглянул ей в глаза. – Очень уж кстати все сошлось.
– Понимаю. – Рот Сибиллы искривила усмешка. – Вы считаете, что я вас обманываю?
– Я не хотел…
– Нет, хотели.
С этими словами она повернулась, словно собираясь уйти. Не успев осознать, что делаю, я схватил ее за запястье. Оно оказалось тонким, но отнюдь не хрупким; эта женщина таила в себе недюжинную силу.
Сибилла замерла:
– Отпустите меня. Пожалуйста.
Я повиновался. Она не притронулась к своему запястью.
– Я уже говорила вам, что готова на все. Если Ренар победит, я навеки останусь ему обязана, как до того моя мать.
Внезапно меня осенила догадка.
– Так ваша мать была…
– Она не продала себя в бордель, однако итог был тот же, – горько усмехнулась Сибилла. – Мы покинули Англию без единого гроша; моя мать ничего не могла предложить, кроме своего тела. Ренар ясно дал понять, что именно эту плату он желает получить за должность при дворе Габсбургов для нее и обеспеченное будущее для нас, ее дочерей. У моей матери не было другого выхода, но у меня – есть, и у моей сестры тоже.
Она бросила футляр на кровать:
– Этого достаточно, чтобы остановить Ренара?
– Дайте света, – только и ответил я, отложив шпагу.
Принеся свечу и поставив ее у кровати, Сибилла скинула плащ и замерла в ожидании, пока я развязывал тесемки на футляре. Он раскрылся на два отделения – своеобразная прочная папка, призванная защищать содержимое и выдерживать любые тяготы пути. Внутри лежали бумаги. Руки мои дрожали, когда я доставал их одну за другой; я сразу увидел, что это письма – восемь писем, если быть точным. Ни в одном из них, однако, я не распознал почерка Елизаветы. Ее письма здесь не было.
Я прочел все письма до единого и после долго сидел, не говоря ни слова.
В них содержалось достаточно доказательств, чтобы отправить Эдварда Кортни, графа Девона, на эшафот. Письма были ответами влиятельных вельмож на послания, которые граф посылал от имени Дадли. Я поневоле гадал, сознавал ли на самом деле Кортни, насколько велико его соучастие в заговоре. Он сказал, что даже не заглядывал в письма, которые так легкомысленно переправлял; теперь, прочитав послания, я был склонен поверить его словам. Из алчности и уязвленной гордыни Кортни неблагоразумно позволил изобразить себя подставным лидером мятежа, который должен был одновременно вспыхнуть по всей Англии, от юго-запада до границ с Уэльсом и Шотландией, и имел своей целью вынудить королеву встать на сторону протестантов и заключить брак с графом Девоном или же отречься от трона. В аристократических поместьях создавались склады оружия и амуниции; уже наметились дороги, по которым войска мятежников двинутся на Лондон. В письмах подробно указывалось, какую роль исполнит в мятеже каждый вельможа, а также его пособники. Опасность замысла для Елизаветы была не явной, а скорее предполагаемой: логично признать, что, если Мария отвергнет требования мятежников – а она их непременно отвергнет, – ее преемницей станет Елизавета с Кортни в качестве супруга-консорта.
