— Пожалуй, я все же предпочту приятные преувеличения.
— Ты же понимаешь, что ты сейчас на моей яхте, с моим капитаном и экипажем, — с нажимом произнес он. — А потому любые твои предпочтения могут не иметь абсолютно никакого значения.
— Я ужасно рада, что ты говоришь это с улыбкой.
— А я ужасно рад, что ты будешь в моем распоряжении еще несколько дней. Но мне будет еще приятнее, если ты, наконец, оставишь эту дверь и подойдешь поближе.
— Насколько ближе?
— И ты еще спрашиваешь? — хрипло пробормотал он. Элспет почувствовала, как мурашки побежали у нее по спине, призывные нотки в его голосе напомнили ей о других днях и других ночах, когда он так обращался к ней. И вот сейчас, подумала она, сотрясаемая сладостной дрожью, он будет ее пленником на этой стремительной яхте все ближайшее обозримое будущее.
Заметив ее возбуждение, когда соблазнительный румянец залил ее щеки, он тут же решил незамедлительно заняться с ней любовью. При этой мысли он вспомнил о безделушках, которые купил, заскочив по пути в порт в салон «Грейс».
— Я тут принес кое-что. Иди, посмотри. — Он сунул руки в карманы куртки, затем вытащил и протянул их ей, зажав в кулаках.
Она чуть нахмурилась, ощутив неловкость при этом проявлении щедрости, привычной для него в общении с любовницами.
— Мне ничего не нужно от тебя.
— Может, и так, но мне кое-что нужно от тебя, и таки образом я хочу отблагодарить тебя. — Он улыбнулся. — Заранее.
— Так благодарят куртизанок. — Она обиженно фыркнула.
— Нет, так я хотел бы отблагодарить женщину, которая вот-вот увезет меня в какое-то захолустье, которое я вовсе не собирался посещать, — поправил он холодно, уронив руки. — А это совершенно разные вещи, уверяю тебя.
— Я еще раз прошу извинить меня. — Его заявление было одновременно пугающим и в высшей степени приятным. — Я не должна была поддаваться излишнему раздражению, — ответила она с примирительной улыбкой. — Особенно когда ты пьян.
— Я не пьян, — буркнул он. — Для этого мне требуется гораздо больше, чем бутылка бренди.
— Но ты хотя бы можешь согласиться, что сейчас ты не совсем трезв?
Он пожал плечами, легкая улыбка смягчила его сдержанность.
— Очень хорошо. Я, пожалуй, допущу, что сейчас мне стало лучше. Гораздо лучше, это уж точно, с тех пор как я поднялся на борт. — Он расплылся в улыбке. — А теперь будь столь мила, прими это от меня. — Он чуть поднял руки. — Считай это предложением мирного договора. Я должен был начать с этого.
Уступки человека с репутацией Дарли были в высшей степени заманчивыми, хотя, скорее всего и ему самому это было хорошо известно.
— Но ведь ты же не послушался родителей, не поддался их давлению, — заявила она, словно утратив остатки здравого смысла. А Софи была права, упрекая ее в отсутствии такта.
У него был более терпимый настрой, он не обиделся.
— Полагаю, что именно по этой причине я предпочел остаться.
— Кроме некоторых других причин, — сказала она, поддавшись стремлению женщин анализировать мужчин, которых они любят. — Подозреваю, на подобные поступки ты не способен.
— Это, на какие же? — В этот раз его голос звучал настороженно.
Любой, у кого сохранялись хотя бы остатки мозгов, заметил бы нотку раздражения в его голосе.
— Я слышала, как Малькольм сказал капитану, что я нахожусь здесь, на борту яхты, по твоему личному распоряжению, — заявила она, вовсе не испуганная его тоном. — Ведь у тебя, кажется, существуют свои правила насчет женщин на твоей яхте.
Он испустил какой-то нечленораздельный, ворчливый звук и вместо ответа кивнул на свои сжатые кулаки:
— Ты возьмешь их, или мне придется отдать их Софи? На тебе они будут смотреться лучше.
Было очевидно, что ответа она не дождется.
— Мне не следует принимать их, — сказала Элспет. — Будь я более праведной или менее любопытной, — она деликатно вздохнула, двинувшись от двери, заинтригованная, несмотря на самые лучшие намерения, — я бы сказала, отдай их Софи. Она заслуживает их больше, чем я.
Дарли чуть прикрыл глаза.
— Я так не думаю.
О Господи, вот она — несправедливая, порочная истина. Она остановилась.
— Так это пойдет в оплату за уже предоставленные услуги — или за будущие?
— Нет, это просто в знак моих самых нежных чувств, тебе следовало бы знать это, — проворчал он, чуть нахмурившись. — А вот более бесцеремонного объекта этих чувств, пожалуй, еще поискать надо.
— Позволь мне посомневаться в мужчинах вроде тебя, дары приносящих.
— Мужчинах вроде меня? — Ее настроение менялось с обманчивой, озадачивающей быстротой, или просто он был более пьян, чем думал.
— Не будь таким упрямым, Дарли, ты же известен как ловелас и соблазнитель. — Она отмахнулась рукой, словно отвергая что-то. — Я полагаю, ты частенько используешь подарки в любовных авантюрах и похождениях.
Она не боялась услышать правду, ей было все равно — за ним ли бегали, или он использовал всяческие подходы и уловки, самой ей не были нужны никакие дары или подношения, кроме тех, что он доставлял путем ласк.
— А может, тебе еще потребуется документ от моего исповедника, подтверждающий мою искренность? — пробормотал он с сардонической ухмылкой.
Она ответила суровым взглядом:
— Очень умно с твоей стороны, я уверена.
— Ну и пусть все катится к чертовой матери, — прорычал он и швырнул обе горсти драгоценностей в сторону постели. — Я ни о чем не прошу. — Вскочив на ноги, он подошел к шкафу с напитками, распахнул дверцы и схватил бутылку.
Элспет во все глаза смотрела на сверкающую дорожку из драгоценностей, протянувшуюся от кресла до постели, — серьги, браслеты, броши, колье из бриллиантов и жемчужин, кольцо с кроваво-алым рубином, упавшее на подушку.
Выдернув пробку, Дарли перевернул бутылку над бокалом, с нетерпением дожидаясь, пока напиток, не достигнет края, — лишь громкое бульканье нарушало безмолвие комнаты.
Все равно она не могла принять ничего столь дорогостоящего.
Почему Элспет не могла быть как остальные женщины, раздраженно размышлял Дарли, подняв бокал и одним глотком опустошив его.
Ей следовало извиниться. Она также должна была стать более уступчивой и сговорчивой, ведь очевидно, что Дарли поступился многим, чтобы угодить ей.
Он совершил ужасную, роковую ошибку, покинув Лондон! Merde и будь все проклято! Мягко выдохнув, он снова наполнил бокал, осушил его и снова наполнил.
Возможно, она провела слишком много вечеров, наблюдая, как ее супруг напивается до потери сознания, а может, Софи была права — она так и не научилась быть снисходительной.
