– Так вот оно как… Значит, бедному мужу придется спать в холодном углу, пока жена будет занимать его великолепную, мягкую постель. Похоже, я женился на принцессе.
– Если ты недоволен, – повернулась к нему Тамсин, – мы можем разорвать помолвку, когда пожелаешь, но только после того, как дедушка скажет Баптисту Лалло, чтобы тот нашел себе другую женщину. Пусть она скребет его горшки и вытирает носы его детям.
– И как же мы сможем расторгнуть наш брак? – поинтересовался Уильям.
Тамсин вскинула на него брови.
– Это зависит от того, по-доброму мы разойдемся или тая зло друг на друга.
– По-доброму, конечно. Раз уж мы заключили сегодня дружеский брак…
– Тогда мы разобьем между нами глиняный сосуд, – ответила девушка.
– Достаточно просто, – заметил Уильям. – Ну а если расстанемся с обидой?
– Мы встретимся лицом к лицу над телом убитого животного, выскажем друг другу все, что думаем, и разойдемся в разные гтороны. Каждый пойдет дальше своим путем.
Мужчина с тревогой посмотрел на нее.
– Какого животного? Что-то вроде зайца или птицы?
– О, нет – ответила Тамсин, – что-то вроде твоего лучшего коня.
Она взялась за поводья и, развернув лошадь, тронулась в путь. Уильям несколько секунд растерянно смотрел ей вслед, затем подошел к своему гнедому и, похлопывая его по лоснящейся шее, сказал с кривой улыбкой:
– Не отчаивайся, парень. Ради твоего спасения я буду очень осторожен и вежлив вон с той девушкой.
– Мой дедушка хотел в качестве приданого дать Баптисту двух лошадей и золото, – заметила Тамсин позже, когда они ехали рядом по дороге, и настороженно взглянула на Уильяма. На его губах играла улыбка.
– Совершенно очевидно, что он предпочел бы Баптиста. Мне достался всего лишь шейный платок.
– Ага, превосходный восточный шелк, расшитый принцессой Франции и подаренный графу Малого Египта. Моя бабушка предпочла Баптисту тебя. Она бы никогда не отдала ему этот исключительно ценный шейный платок. – Тамсин окинула его оценивающим взглядом. – Знаешь, я тоже предпочитаю тебя.
– И все же я думал, ты не захочешь поехать со мной, потому что боишься моей темницы, – сказал Уильям.
Девушке нравилось выражение его лица, когда он, сдерживая улыбку, улыбался одними глазами. При этом в его ясных голубых глазах сверкали веселые искорки. Тамсин хотелось верить, что их болтовня и поддразнивания доставляют ему такое же удовольствие, как и ей.
– Ну хорошо, две недели заключения в сносных условиях я еще могу выдержать. Особенно если ты действительно отдашь мне свою постель. – Она надеялась снова увидеть улыбку на его лице, однако Уильям вдруг стал молчалив и задумчив.
– Что произойдет по истечении этих двух недель, красавица?
Тамсин пожала плечами, пытаясь сохранить легкий, беспечный тон беседы.
– Мы разобьем кувшин и освободим друг друга от нашего соглашения.
Уильям ничего не ответил. Утренний свет играл на его шлеме и прятал в тени его лицо. Тамсин смотрела на него сбоку, отмечая про себя четкие, пропорциональные линии его профиля, чувственный изгиб его губ. Его волевой подбородок и щеки покрылись темной щетиной. Девушка вспомнила, как эта щетина кололась, когда Уильям ее целовал. При этом воспоминании у нее снова тревожно забилось сердце, и она подумала с грустью, что больше никогда уже не испытает ничего подобного.
Дым от огня, который они разожгли в своих душах, стоя в центре каменного сердца, развеялся, оставив ее наедине с мыслями о том, что же она натворила. Тамсин подозревала, что и долгое молчание Уильяма вызвано той же причиной. Но ей не хотелось сейчас думать о будущем. Она хотела радоваться настоящему. Ей нравилось ехать с ним по этим холмам, поросшим вереском, она с удовольствием смотрела на него, и еще ей нравился легкий, беззаботный тон их беседы и то, как они по-доброму подшучивали друг над другом. Девушка была приятно удивлена, когда обнаружила, что Уильям такой же остроумный, как ее отец, хотя его чувство юмора было более тонким и сдержанным. Тамсин была приятна его компания, она чувствовала себя так легко и свободно, будто знала его уже много лет. Несмотря на первое неблагоприятное впечатление от их знакомства в замке Масгрейва, она все более уверялась в том, как прав был ее отец, превознося достоинства Уилла Скотта. Она видела, что он способен на добрые, благородные поступки, и была бесконечно благодарна ему за дружбу и желание помочь. У Тамсин никогда не было по-настоящему близкого друга, и обещание, данное ей Уильямом, запало глубоко в душу. И еще в ее сердце жила робкая надежда на то, что и после их «развода» дружеские узы останутся между ними навсегда.
Тамсин в который уже раз взглянула на Уильяма и получила в ответ одну из его ленивых, теплых улыбок. Сердце девушки застучало быстрее, и она вдруг подумала, что одной только дружбы для них никогда не будет достаточно.
* * *
К тому времени, как солнце поднялось совсем высоко, желудок Тамсин уже урчал от голода, а поврежденная нога ныла от долгого пути верхом. Поэтому она очень обрадовалась, когда Уильям, вытянув вперед руку, сказал:
– Вон там уже виден замок Рукхоуп.
Она поднесла к глазам руку в перчатке, прикрываясь от слепящих солнечных лучей. Вдалеке видна была серая каменная башня, возвышавшаяся над обнесенным стенами двором. Массивный, будто вырезанный из единого камня, замок состоял из двух основных, соединенных между собой корпусов. Главная башня имела парапет с навесными бойницами и суровый, почти лишенный окон фасад. Замок, стоящий в центре безлесного, открытого со всех сторон холма и окруженный рвом, с трех сторон был окружен лесами. Четвертая стена почти нависала над глубоким ущельем, казавшимся прорезью в земле.
– Неприступный замок, – заметила Тамсин.
– Да. Рукхоуп – одно из самых сильных укреплений границы.
Стая маленьких черных птиц вылетела из леса и пронеслась над башней, как темное облачко.
– Видишь, вон там?.. Это грачи. Несколько веков назад именно благодаря им это место получило свое название. Тогда был построен первый замок Рукхоуп – Надежда грача.
– А ты знаешь, что грачей называют цыганскими птицами? – спросила Тамсин.
– Да, я слышал. – Он тихо рассмеялся и, подтрунивая над самим собой и над Тамсин, сказал: – Значит, владелец Рукхоупа привез в свое гнездо цыганскую птичку.
Тамсин уловила игру слов. В шотландском языке слово «девушка» произносится так же, как слово «птица».
– Да, очень похоже на то, – согласилась она.
– А вон там, – показал Уильям, сворачивая на тропу, которая вела к замку, – растут цыганские цветы. – К востоку от замка по краю дороги раскачивались на ветру синие свечки на высоких тонких стеблях. Небольшие куртинки таких же цветов разбрелись группами по всему лугу, выделяясь на зеленой траве яркими пятнами. – Они растут здесь в изобилии. За то, что они так свободно разбредаются повсюду и растут, где им нравится, их и прозвали цыганскими цветами, – пояснил Уильям.
