— Здесь?
— Здесь. В той самой комнате на первом этаже, где они проводят суд. Миссис Каллоуэй отправляет сюда трех женщин, и они попадают в комнату через окно. Никто не станет перечить судьям. Они контролируют все вопросы торговли и следят за соблюдением законов. И если кто-то оскорбит их, всегда можно найти какое-нибудь нарушение.
— Отвратительно.
— Но в данный момент это не наша забота. Веселье становится разнузданным, и каше разоблачение, возможно, сведется к тому, чтобы просто открыть занавес. Еще пунша? — предложил Торн, и Белла протянула свою чашку.
— И как мы откроем занавес? — спросила она, сделав большой глоток. — Мы не сможем проникнуть в комнату.
— Вам нельзя появляться поблизости, но я смогу найти предлог войти туда.
— И сделать так, чтобы посторонние люди обязательно увидели ту картину?
— Можно распространить слухи. Описать все. Это будет похоже на то, как поднимается занавес в театре. А на такой сцене, с такими актерами… — Он улыбнулся Белле. — Да у вас глаза заблестели.
— А другие судьи? Они ведь тоже попадутся в этот капкан.
— Только если имеют склонность к таким же порочным развлечениям, что и ваш брат.
— Известно, кто они?
— Думаю, вы их знаете.
— Да, конечно! Как я не догадалась? Один, должно быть, сквайр Тороугуд. Это тот человек, за которого отец хотел выдать меня замуж.
— Он честный и добропорядочный? Это может навредить нашему плану.
— Не то и не другое. Но, полагаю, он считается справедливым, так как исполняет закон жесткой рукой. Правда, он известен как горький пьяница, а еще тем, что плохо обходился со своей первой женой.
— Сколько ему лет?
— Думаю, за сорок, — пожала плечами Белла. — А что?
— Вряд ли он подходящий выбор для вас.
— Отец настаивал, чтобы я вышла замуж. — Белла поморщилась. — Сквайр Тороугуд предложил спасти меня от позора, и отец это одобрил. Помню, он говорил мне, что сквайр Тороугуд строгий человек и знает, как держать в узде взбалмошную жену — с помощью кнута, если необходимо.
— Жаль, что вашего отца нет в живых, — с застывшим лицом сказал Торн. — Я бы с удовольствием высказал ему все, что думаю о нем.
— Он вышвырнул бы вас.
— Сомневаюсь.
Торн улыбнулся той зловеще-уверенной улыбкой, которая иногда появлялась у него на лице.
Белла подумала, что для такого разговора он взял бы с собой свою команду.
— Если сквайр Тороугуд грешит вместе с Огастусом, я не буду возражать, чтобы его опозорили.
— Хорошо. Вы одобряете план?
— Если он может быть исполнен — да. — Белла выпила еще пунша, с возрастающим удовлетворением обдумывая предстоящий день. — Но зрелище должно быть впечатляющим и явно скандальным. Как мы сможем обеспечить его? Того, что мужчины играют в карты, еще не достаточно.
— Они играют в кости. — Пристально глядя на нее, Торн сделал глоток. — А когда проигрывают, женщины снимают с себя предметы одежды.
— О-о.
— Когда одежды не остается, начинаются другие штрафы.
Белла решила, что остальное ей знать ни к чему.
— Итак, нам просто нужно получить сигнал о том, что все зашло достаточно далеко?
— Совершенно точно. — Он улыбнулся — возможно, даже одобрительно. — Однако было бы полезно иметь рядом нескольких знатных свидетелей, а также священнослужителей — тех людей, кто не боится судей, и поэтому широко и далеко разнесет эту историю. — Торн выпрямился. — Фортескью! Замечательно.
— Вы хотите втянуть лорда Фортескью в эту скандальную затею? — Белла прикрыла ладонью глаза. — Вы сумасшедший.
— Думаю, это гениально. Кто может быть лучше? Он несговорчивый, вспыльчивый, строгий блюститель нравственности. И виконту нечего бояться судьи.
— Вы говорите так, словно хорошо его знаете.
— Я вел с ним дела.
— Как капитан Роуз?
Он удивленно взглянул на нее, как будто она произнесла глупость, и снова сказал:
— Доверьтесь мне, Белла.
— Шляпная булавка, — буркнула она.
— Обратите свой острый ум на то, чтобы найти, кого еще можно привлечь в свидетели. Что насчет семьи, с которой хочет породниться ваш брат?
— Лэнгемы? Но мистер Лэнгем старается упрочить положение своей семьи, поэтому не захочет ввязываться в скандал.
— Даже если выяснится, что жених его дочери — отъявленный негодяй? Если он увидит все собственными глазами?
Белла задумалась.
— Да, тогда он, возможно, будет действовать, По тому немногому, что мне о нем известно, могу сказать, что он любящий отец.
— Кто еще? — Он в задумчивости постукивал пальцем по кружке. — Что скажете о викарии? Вы знаете его?
— О да! Это преподобный Джервингем. Энергичный человек, сын графа Монклиффа. Он не поддается влиянию местных властей и известен тем, что открыто осуждает с кафедры грешников, невзирая на то, высокое или низкое положение они занимают.
— Я уже восхищаюсь им, — с довольной улыбкой сказал Торн. — При том количестве местных зрителей, которое мы можем собрать, эти три джентльмена смогут добиться своего.
— Если судьи действительно поведут себя недостойно.
— Если верить миссис Каллоуэй, так бывает всегда.
— Всегда?
— Ваш брат — закоренелый грешник, Белла.
— Да, пожалуй, так. Но… но они, как считается, защищают закон!
— Который, конечно, никогда не применяется к ним. Итак, нам нужен только сигнал. — Он подмигнул Белле. — Громкий женский крик даст мне повод ворваться туда, правильно?
— Разве может джентльмен повести себя иначе? — подмигнула в ответ Белла.
— Мне придется вернуться в «Дуб», чтобы обо всем договориться. Приношу извинения за недопустимо плохое поведение.
— А мне, несомненно, придется изображать несчастную жену.
Встав, Торн подошел и поцеловал ее, ощутив ароматы бренди, апельсина и мускатного ореха.
— Я не ушел бы, если бы это не было так важно.
Он еще раз поцеловал ее.
— Я знаю.
Не прошло и часа, как Торн вернулся.
— Я узнал имя третьего судьи. Это сэр Ньюли Додд. Еще один омерзительный тип?
— Он, по-видимому, появился после того, как я уехала, — ответила Белла, порывшись в памяти. — Не думаю, что знаю его.
— Он, возможно, из того же теста или слишком нерешителен, чтобы возражать. Миссис Каллоуэй переговорила с одним из своих завсегдатаев, который занимается торговлей чудодейственными целительными средствами. Завтра вечером он устроит демонстрацию нового препарата против ревматизма, который эффективно действует только при свете луны. Это будет происходить на конюшенном дворе, куда выходят окна комнаты, в которой ужинают судьи.
