— Тристан не причинит нам зла.
— Откуда ты знаешь? Его семья ненавидит нашу вот уже десять лет.
— Он хороший человек.
— Я знаю, но он сказал, что все было бы иначе.
Камерон недоуменно посмотрел на сестру:
— В каком смысле? Что было бы иначе? О чем ты, Бел?
— Я спросила его, стал бы он мстить человеку, виновному в смерти его дяди, если бы убийца был еще жив, и Тристан ответил: «Тогда все было бы иначе».
— Но это не значит…
— Кам, разве ты не видел, как он едва не заколол Эндрю за то, что тот дурно отозвался о Роберте Кемпбелле? Не важно, что сделал для нас Тристан и как мы успели к нему привязаться, он любил дядю больше всего на свете. Он сам мне говорил. Я боюсь, что он станет мстить.
— Тристан любит тебя, Бел. Он признался мне в этом. Этот человек просидел у твоей постели всю ночь.
Изобел вытерла слезы. Ей хотелось думать, что Тристан ее любит. Она почти поверила в это прошлой ночью, когда горец говорил, что сделает ее своей женой. Но если ей и вправду удалось покорить его сердце, он не покинул бы ее на следующее утро после приступа… наутро после того как, возможно, узнал правду.
— Что бы он ни говорил тебе, Кам, и в чем бы ни убеждал всех нас… где он сейчас?
Камерон отвернулся. Ему нечего было сказать в ответ.
Медленно тянулись дни, и с каждым часом Изобел все больше охватывал ужас. Она старалась не думать о мчащихся по холмам полчищах Макгрегоров, готовых изрубить в куски ее и братьев, дабы свершилась наконец месть над истинным виновником гибели графа Аргайлла. «Куда же, черт возьми, отправился Тристан, если не домой? — терзалась она неизвестностью. — О, если Макгрегор предал нас, я его убью! Я подам ему отравленное питье, прежде чем меня изрубят на куски». Изобел надеялась, что Господь этого не допустит, и впервые молила Бога не только за Камерона. Она с горечью признавала, что не смогла устоять перед неотразимым очарованием Тристана. Не желая прислушаться к Доводам рассудка, Изобел отметала все сомнения ради его нежных объятий и страстных поцелуев. Стоило ей увидеть, как Тристан работает в поле или учит ее братьев сражаться на мечах, как ее бросало в жар, а щеки начинали пылать. Ей нравился его веселый смех и чарующая улыбка. Но когда горец всю неделю продолжал улыбаться в присутствии Эндрю, она готова была его убить.
Подняв голову от грядок, Изобел хмуро покосилась на холмы. «Господи, пожалуйста, взмолилась она, — сделай так, чтобы он вернулся. Вернулся один».
Камерон, без рубашки, с голым торсом, прошел мимо нее на поле. Изобел обеспокоенно нахмурилась. После отъезда Тристана брат вел себя странно. Казалось, его нисколько не тревожит нависшая над ним угроза. Он всеми силами старался произвести впечатление на Энни Кеннеди. По вечерам он приносил ей теплый мед в гостиную и смело садился рядом побеседовать. Он был уже не так молчалив, как раньше, хотя и не многословен. Его по-прежнему окружала аура таинственности. В Камероне произошла перемена. Мало того что теперь он расхаживал по двору без рубашки, взгляд его все чаще задерживался на Энни, и самое удивительное, Кам уже не прятал робко глаза, опуская длинные густые ресницы, стоило даме сердца заметить его внимание.
Изобел хотелось бы порадоваться за брата, особенно с тех пор как его новая тактика стала приносить заметные плоды — Энни попросила позволения остаться еще на неделю, — но тревога не отпускала. Предчувствие опасности лишало ее покоя.
— Если они поженятся и Эндрю станет приходить сюда через день, — заявила она Патрику вечером в гостиной, в то время как Камерон с Энни тихонько смеялись, сидя у огня, — я все равно не выйду замуж за Кеннеди.
— Тогда за кого ты хотела бы выйти? — спросил Патрик, передвинув фигуру на шахматной доске.
— Что? — Изобел удивленно подняла глаза от шахмат. — А ты не возражаешь?
— Я бы не позволил тебе стать женой Эндрю. Он так же несдержан и безрассуден, как Алекс. Недавно мы все в этом убедились. К тому же я не хочу, чтобы ты вышла замуж за мужчину только потому, что на сегодня он единственный подходящий жених.
— Я рада, что ты передумал.
Патрик пожал плечами и тихо произнес:
— Я изменил свое решение еще до того, как Эндрю начал задирать Тристана и горец едва не перерезал ему горло у нас в холле.
— О!
Изобел с любопытством посмотрела на брата.
— Несколько дней назад мы с Тристаном говорили о тебе. Он сказал, что ты медленно угаснешь замужем за тем, кто не будет любить тебя неистово и страстно.
Изобел бессильно осела в кресле.
«Неистово и страстно». Именно так и жил Тристан, так он любил бы женщину, похитившую его сердце.
Изобел захотелось расплакаться. Она никогда не задумывалась о замужестве, не мечтала о том, чтобы в ее жизни появился мужчина. Ей вполне хватало шести братьев. Но стоило Тристану переступить порог ее дома, и все изменилось. Лукавая ямочка на щеке горца и его жаркие поцелуи перевернули ее жизнь и разбили сердце. Горец пробудил в ней чувства, о существовании которых она даже не подозревала. Изобел узнала, что такое волнение, восторг и ярость. Впервые в жизни она почувствовала себя не заботливой сестрой или нянькой, а женщиной.
— Тристан сказал правду. Я потеряла бы вкус к жизни и угасла.
— Я знаю, — кивнул Патрик. — Прости, что мне понадобилась помощь Тристана, чтобы это понять. Как оказалось, он знает мою сестру лучше, чем я.
«Да, наверное, так и есть», — обреченно подумала Изобел. Тристан проник в ее мысли и… завладел ее душой.
— Почему он уехал, как ты думаешь? — спросила она Патрика, забыв о шахматной партии.
— Не знаю. Но я не допускаю мысли, что Тристан спас Алекса от своей семьи, Тамаса от него самого и всех нас от Каннингемов, чтобы потом навлечь беду на наш дом. Верь в него, Бел. Я ему доверяю.
— Больше всего на свете я хотела бы ему верить, — призналась Изобел.
Прошло еще два дня, но Тристан все не возвращался. Тоска по нему пересилила страх Изобел. Дни без него тянулись уныло и монотонно. Братья Фергюссон тоже скучали по горцу. Лишившись помощника, Патрик работал в поле до самой ночи, ему не хватало времени даже на то, чтобы завершить партию в шахматы. Джон постоянно вспоминал о Тристане, бесконечно пересказывая, что говорил горец по тому или иному поводу. Это доводило Изобел до исступления. Один лишь Тамас обрадовался исчезновению горца, хотя пропажа пращи немного омрачила его восторг.
К концу седьмого дня после отъезда гостя Фергюссоны начали подозревать, что Тристан уже не вернется, и когда Джон ворвался в кухню с криком, что со стороны холмов приближается всадник, Изобел едва не выронила из рук миску с тушеной крольчатиной.
