– Твоя мама рассказала, как она застала тебя с этой девушкой. Бойкая штучка, должен признать. Отправиться в одиночку, без спутника, на холостяцкую квартиру! Прекрасный план. Но я рад, что ты пошел на зов сирены.
– Я хочу, чтобы вы знали: дело обстояло совсем не так! – Колин говорил, стиснув зубы. – Она пришла ко мне вовсе не для того, чтобы соблазнять. Ей нужно было сообщить мне кое-что крайне важное, что я сам просил ее разузнать. Более того, уверяю вас, ничего компрометирующего не было, несмотря на то, в каком виде нас застали. Я согласился жениться на Бренне по долгу чести, учитывая сложившиеся обстоятельства.
– Гм! Ты произнес целую речь, сынок. Когда-нибудь ты будешь иметь успех в парламенте. Ну ладно. Так или иначе, но ты загнал отличную дичь. Как мне сказали, самое богатое приданое в этом сезоне. Да еще щедрое наследство после тех шотландцев, что ее воспитывали.
– Много мне от этого пользы, – пробормотал Колин сквозь зубы.
– Полагаю, тебе также понадобится дом на Тревор-сквер – для любовницы?
– С чего бы это? Как вы уже заметили, я теперь женатый мужчина.
– Сын, ты женился, а не умер. У мужчины могут быть потребности, которым не место в супружеской постели. Нет ничего зазорного в том, если ты найдешь женщину, которая сможет их удовлетворить. Лишь бы все сохранялось в тайне.
Колина бросило в жар. Он вскочил со стула, нагнулся к отцу, холодно глядя ему прямо в глаза.
– Полагаете, я стану «удовлетворяться» с дешевой шлюхой, отец? Или последую вашему примеру – развлекаться с лучшей подругой жены? Вы соблюдали осторожность, когда сделали своей любовницей мать Люси?
Лицо отца побагровело, подбородок задрожал от возмущения.
– Колин, я уже предупреждал тебя – больше никаких разговоров на эту тему. Это было просто увлечение.
– Увлечение! Вот как вы это называете. Люси – ваша дочь! А вы когда-нибудь думали, как ваше увлечение сказалось бы на жизни Сары, если бы не Оливер Аббингтон, который на ней женился? И что было бы тогда с Люси? А приходило ли вам когда-нибудь в голову, что сталось бы с матушкой, прознай она про ваше «увлечение»? Вы поступили с ней хуже некуда, вы ее предали, негодяй вы этакий, а сейчас сидите тут и говорите мне...
Отец тоже вскочил на ноги и встал напротив Колина.
– Как ты смеешь, – зарычал он, ударив кулаком по столу. – Как смеешь ты разговаривать со мной подобным образом?
Два долгих года он сдерживал ярость. И вот теперь она прорвалась сквозь плотину самообладания, столь тщательно возведенную и охраняемую.
– Как вы смеете налагать на нашу семью столь тяжелое бремя? Думаете, открытие вашего греха доставило мне массу удовольствия? Я едва могу смотреть в глаза собственной матери, тая в душе страшную тайну. А Люси?
– Люси не знает и никогда не узнает. – Глаза отца холодно блеснули.
– Разумеется, она знает! – возразил Колин прежде, чем успел понять, что говорит. – И она чуть не умерла от горя, выяснив жестокую правду о матери, память которой она так чтила.
Отец смертельно побледнел.
– Черт возьми, Колин. Это ты ей сказал?
– У меня не было выбора.
Казалось, отца вот-вот хватит удар. Он бросился на сына с кулаками.
– Мне следует...
– Что, отец? – Колин горько усмехнулся. – Отречься от сына? Лишить его наследства? Насколько я знаю закон о первородстве, вы ничего не сможете сделать. Я ваш старший сын и наследник. Ничего нельзя изменить. Кроме того, я ведь ваш единственный сын. По крайней мере единственный законный сын. Может быть, у вас есть еще какие-нибудь тайны, в которые вы хотите меня посвятить? Связки писем, ожидающие меня у вашего поверенного? Дети, зачатые не в супружеской постели, которым повезло меньше, чем Люси?
– Прочь с моих глаз, Колин. – Отец указал на дверь, его простертая рука заметно дрожала. – Не появляйся, пока не научишься разговаривать уважительно, как и положено сыну говорить с отцом.
– С превеликим удовольствием, – ответил Колин, поворачиваясь, чтобы уйти. Движение вышло столь резким, что у него даже закружилась голова. – Можете оставить себе и городской дом, и поместье в Кенте. Я как-нибудь сам все устрою, благодарю вас.
Он бросился к выходу, чувствуя, как дрожат ноги. Не успел он, однако, взяться за ручку двери, как услышал странный булькающий звук. Он обернулся. Отец, бледный как мертвец, схватился за горло. Посиневшие губы судорожно дергались в отчаянной попытке глотнуть воздух.
Мир, казалось, остановился. Колин закричал, почти не слыша собственного голоса, и бросился к отцу. Он схватил его за рукав сюртука как раз в тот момент, когда старик начал сползать на пол. Его глаза смотрели в потолок, ничего уже не видя.
Мгновения хватило Колину, чтобы понять, что отец мертв. Он застонал, опускаясь на колени рядом с неподвижным телом. Это он убил отца, так же верно, как если бы всадил клинок прямо в его сердце.
– Поверенные уже ушли? – спросила Бренна, когда Джейн появилась на пороге гостиной. Глаза у нее были красные, веки распухли. Джейн кивнула и села на диван рядом с Бренной, взяв ее за руку – мягким, успокаивающим движением. Бренна благодарно кивнула и попыталась улыбнуться в ответ на ласковое пожатие.
– Они ушли больше часа назад, но Колин до сих пор в кабинете...
Джейн не смогла произнести слово «отца».
– В... его кабинете. Он даже не ел ничего целый день. Я попросила миссис Миллингтон отнести ему поднос с закуской, но он отправил его назад. Ни к чему не притронулся.
Каштановые брови Джейн сошлись на переносице. Бренна спросила:
– А как матушка? Она сможет сегодня поспать?
– Она хорошо держится, да мы ничего другого и не ожидали. Она сильная женщина. Доктор прописал ей лауданум, так что она будет хорошо спать.
– Рада слышать. А Сюзанна?
– Сюзанна немного не в себе. Она уже наслаждается целительным сном благодаря лаудануму.
Бренна кивнула.
– Мистер Меррил, кажется, очень опасается за ее состояние.
– Она ведь в положении, как и Люси. О Боже, ее муж ведет себя так, словно его жена – первая в мире женщина, ждущая ребенка. Уверена, она прекрасно справится, тем более что у нее от природы веселый нрав.
– А как ты, Джейн?
– Неплохо. Иногда кажется – вот бы поплакать и пожаловаться, как Сюзанна. Но, увы, мне этого, кажется, не дано.
– И мне тоже. – Бренна вспомнила скорбные месяцы, что ей довелось пережить после смерти обоих Маклахланов. – Сдерживать слезы тяжелее, чем позволить себе разрыдаться. Но пусть каждый переживает горе по-своему.
Джейн согласно кивнула.
– Если бы только я не тревожилась так за брата. Не могу видеть, как он убивается. Слышала, как он кричал на поверенных, когда они только явились? Сказал, что отказывается от отцовского титула.
