Ладно, у Энни еще будет время поговорить с Джеком и объяснить ему, что у него будет в жизни только одна женщина, а также потолковать с туземкой и донести до ее сознания, что ухаживать за ее мужем с таким рвением не стоит!
К Энни подъехал Манипу. Девушке было страшно взглянуть на него: мысль о том, что он недавно делал, придавала его облику что-то зловещее.
— Энни, — проникновенно начал он. — Скоро ты покинешь деревню Манипу, мое сердце сжимается при мысли об этом, но женщина не добыча, она должна быть с тем, кого любит. Но эти последние дни позволь мне провести рядом.
Энни грустно улыбнулась и осторожно ответила:
— Конечно, мы будем постоянно видеться в эти два последних дня, что мы проведем в вашем племени.
Манипу помолчал, а потом сдержанно заметил:
— Я думал, вы задержитесь у нас подольше. Но так будет лучше для всех нас. Твоя красота радует мой взор, но ревность терзает сердце Манипу острыми когтями. Но я мужчина и умею переносить боль. Ты любишь моего друга, пусть будет так.
В деревню воины въезжали под громкие вопли своих соплеменников. Их окружили и забросали цветами, как героев. К Джеку с сияющими глазами подбежала Олава. Ее голос звучал как чистый родник:
— Я счастлива, брат мой, что ты вернулся целым и невредимым.
Затем туземка повернулась к Энни и сдержанно добавила:
— Рада видеть тебя в добром здравии, жена моего брата.
К Олаве подбежал Патрик. Энни поразилась перемене, произошедшей в нем. Его зарумянившееся лицо дышало счастьем, глаза светились нежностью. Смущаясь, он сбивчиво поприветствовал туземку:
— Здравствуй, Олава, как приятно видеть старых друзей. Как хорошо, что у тебя все в порядке. У меня теперь тоже. Не думал, что увижу тебя когда-нибудь снова…
Олава слушала молодого человека, опустив свои черные, прямые, как стрелы, ресницы, не отрывая взгляда от земли. Выражение ее лица было непроницаемо, и только порозовевшие щеки свидетельствовали о том, что она слышит Патрика и рада встрече. Затем девушка чуть слышно проговорила:
— Я тоже рада видеть тебя, Патрик. Мы построили временные жилища, я провожу тебя и Джека с Энни, чтобы вы могли отдохнуть перед вечерним праздником.
— А что за праздник, Олава? — спросила Энни, спускаясь с помощью Джека с лошади.
— Наше племя будет благодарить Великого Духа за победу над врагами, — ответила Олава, улыбнувшись Энни.
Туземка шла впереди, ее длинные косы заканчивались у колен, походка была такая плавная, что у Энни от ревности зашлось сердце. Джек не может не замечать такой красоты и прелести! Он пробыл в пути с Олавой слишком много дней и ночей, что же между ними было? Конечно, рядом был Патрик, но, во-первых, он совершенно ослеплен туземкой, а во-вторых, спит по ночам как сурок, и кому как не сестре об этом знать. И что же ей теперь делать? Нет, отныне и навсегда Джек будет смотреть только на нее, на Энни.
Вечером Энни вместе с другими женщинами сидела у большого общего костра. Воины племени исполняли ритуальный танец охоты. Множество барабанов било в унисон. На земле лежала груда боевых копий, охотничьих ножей, луков со стрелами. Каждый абориген, желавший принять участие в танце, надел особые одежды. Первым вокруг костра и груды оружия закружился Манипу, в замшевых штанах, в накидке из медвежьей шкуры, а остальные воины последовали за вождем. Кружась в танце, туземцы по очереди подходили к оружию и выбирали из него то, с чем предпочитали охотиться, и все это сопровождалось неумолкающим пением.
Каждый танцующий при этом изображал то животное, которое хотел убить во время охоты и принести домой. Оленя изображали прыжками и скачками, резко вскидывая голову и оглядываясь по сторонам. Медведя изображали тяжелыми шагами. Каждый перевоплощался в то животное, на которого предпочитал охотиться.
Барабаны били не умолкая, танец становился все более зажигательным. Энни навила глазами сидящего под навесом Джека и, встретившись с ним взглядом, жестами пригласила его отойти в сторону.
Они обнялись, губы слились в горячем поцелуе. Ритмичные удары барабанов доносились до них, рождая неистовое желание. Взявшись за руки, они пошли в хижину, сложенную из веток и покрытую шкурами животных.
Джек быстро снял рубашку, взял Энни за руки и привлек к своей сильной обнаженной груди, чувствуя сквозь ткань ее платья прикосновение твердых сосков.
— Мою любимую одолевают разные мысли? — глухо спросил он. — Ты очень много тревожишься. Сейчас, когда мы вместе и твой брат спасен, ты должна только радоваться.
— Жизнь заставляет меня беспокоиться, — вздохнула Энни. От прикосновения его рук к своей груди она вновь ощутила нарастающий восторг. Закрыв глаза и вздохнув, Энни запрокинула назад голову, и ее шелковистые волосы рассыпались по спине.
— Но когда ты дотрагиваешься до меня, Джек, все мои тревоги исчезают без следа. У тебя такие чудесные сильные руки!
— Время позволяет нам заняться любовью, сейчас все на празднике, — промолвил он сдавленным голосом.
Джек поцеловал ее жарко и страстно. Это были жадные, требовательные поцелуи, и, казалось, что стук барабана, доносившийся с улицы, еще больше распалял страсть мужчины. Он рывком поднял Энни и привлек к себе, сгорая от неистового желания. Он так долго ждал этих мгновений, что теперь не мог насытиться близостью любимой.
— Джек, я так люблю тебя! — воскликнула Энни. — Я так хочу тебя. Прошу тебя… люби меня. Возьми меня прямо сейчас!
Энни дрожала от возбуждения, когда возлюбленный в порыве жаркой страсти припал к губам девушки, лаская ее грудь через мягкую ткань платья. Он чувствовал, как заострились и затвердели ее соски. Губы девушки жадно приоткрылись навстречу его языку. Джек одним стремительным движением снял с девушки платье, наслаждаясь видом ее обнаженного тела, его хрупкой беззащитной красоты.
Энни вздрогнула и отступила на шаг, а потом сама торопливо, смущаясь собственной неловкости, принялась раздевать любимого.
Энни прильнула к сильному телу мужчины, забыв обо всем. Она медленно опустилась на земляной пол, едва прикрытый шкурами, а ее возлюбленный склонился над ней и, прижавшись всем телом, прошептал:
— А теперь я доставлю тебе наслаждение, — сказал он и прильнул к ее коже жаркими губами. Он поцеловал ее грудь, и Энни окатила горячая волна наслаждения. А его губы спускались все ниже, открывая ей тайны ее собственного тела. Внезапно язык Джека коснулся заветного треугольника внизу ее живота, и Энни, застыдившись, взглянула на любимого, приподняв голову. Но когда он раздвинул ее ноги и припал губами к пульсирующему от жгучего желания бутону ее лона, а затем дотронулся до него своим языком, Энни забыла обо всем на свете, и водоворот страсти захватил ее. Она закрыла глаза от наслаждения, желая до бесконечности продлить эти восхитительные минуты. Из ее груди вырывались тихие стоны. Она запрокидывала голову и прижимала ко рту ладонь, чувствуя, что еще немного, и она умрет от восторга. И вдруг будто разноцветный каскад огней взорвался в ее сердце, и звезды с хрустальным звоном обрушились на землю, а Энни, словно невесомая пушинка, взлетела вверх и, подхваченная весенним ветром, поплыла среди облаков туда, где сиял небесный океан.
