Размышления Нэша прервал Гиббонс – камердинер вышел из гардеробной, насвистывая веселый мотивчик, и это был дурной знак.
– Что вы собираетесь, с этим делать? – пробурчал маркиз, кивнув на сюртук в руках Гиббонса.
– Проверю, не завелась ли в нем моль, – ответил камердинер. – На следующей неделе мы едем в Брайервуд, если вы помните.
– Но мне не понадобится этот сюртук.
– А если вашу одежду побила моль? – с вызовом ответил камердинер. – Вы представляете, сколько времени потребуется для того, чтобы заказать и сшить…
– Разве у меня нет другой одежды? – перебил Нэш. – В гардеробной висит еще много сюртуков и фраков. Выберем что-нибудь подходящее.
– Они могут не подойти вам, – возразил Гиббонс. – Люди меняются. Все мы уже не те, какими были когда-то.
Нэш нахмурился и поставил чашку на столик.
– Черт возьми, Гиббонс, что это означает?
Камердинер усмехнулся.
– Вам уже почти тридцать пять лет, сэр. Вещи, которые вы носили когда-то, теперь могут сидеть на вас немного мешковато или, наоборот, слишком уж в обтяжку. Такова жизнь.
– Проклятие! – взревел Нэш, вскочив на ноги и распахнув халат. – Немедленно несите сюда измерительную ленту!
Тяжело вздохнув, Гиббонс направился обратно в гардеробную и вскоре вернулся с измерительной лентой в руках.
– Отлично! – Нэш поднял вверх руки. – А теперь измерьте объем моей талии.
– Может быть, не надо, сэр? – робко промолвил камердинер.
– Делайте, что я вам сказал!
Гиббонс снова вздохнул и выполнил приказ хозяина.
– Ну как? – спросил маркиз. – Тридцать два дюйма?
– Кхм… – Гиббонс сдержанно кашлянул.
– Что там? Говорите немедленно!
– Зрение часто подводит человека, а вот лента не врет. Она показывает тридцать три дюйма, милорд.
– Вы нагло лжете! – воскликнул Нэш. Скосив глаза, он посмотрел на ленту.
Камердинер действительно обманывал его. Объем талии маркиза составлял не тридцать три, а тридцать четыре дюйма.
– О Боже… – в ужасе прошептал Нэш.
– Не волнуйтесь, сэр, – попытался утешить его Гиббонс. – До того как вы ахнули, лента показывала тридцать три дюйма.
Так начался новый этап в жизни Нэша.
Следующие два дня в его душе происходила ожесточенная борьба. Маркиз никак не мог смириться с мыслью о том, что молодость прошла, глупо было бы обманывать себя. Истина оказалась слишком очевидной: молодость миновала, и теперь он, маркиз Нэш, стал зрелым мужчиной, человеком среднего возраста. На висках у него уже кое-где серебрилась седина, а брюки, которые он носил несколько лет назад, стали ему тесноваты в поясе. И в довершение ко всему он вынужден был признаться, что впервые безумно влюбился.
Но что же теперь делать? Нэш не мог ответить на этот вопрос. Его постоянно мучил манящий образ Ксантии, и в памяти то и дело всплывали эпизоды их последнего свидания: Ксантия, деловито рывшаяся в буфете в поисках столового прибора; Ксантия в его кремовом халате; Ксантия, сидевшая с ним за столом. Эти дразнящие видения преследовали Нэша повсюду.
Маркиз понимал, что ему ужасно не повезло, – его угораздило влюбиться в единственную женщину в Лондоне, которой он был не нужен. Для нее не имели никакого значения его титул и состояние. Тем не менее у них было много общего. В детстве они оба много страдали и чувствовали себя изгоями, чужаками в том мире, в котором жили. Нэш не сомневался, что Ксантия испытывала к нему искреннюю симпатию. Возможно, это чувство могло стать основанием для более серьезных отношений…
На третий день после свидания с Ксантией Нэш вдруг вспомнил, что его в скором времени ждут в Брайервуде. Ему не хотелось покидать Лондон, не повидавшись со своей возлюбленной. Он надеялся, что Ксантия снова пришлет ему тайком весточку и назначит встречу.
– Кстати, милорд, – сказал Гиббонс, помогавший маркизу одеваться, – от Суонна снова пришло письмо.
Нэш нахмурился.
– Мне кажется, что ему уже пора самому появиться в Лондоне.
Камердинер сделал вид, что не слышал этого замечания маркиза.
– Он пишет, что упал с крыши дома, принадлежавшего его матери, – продолжал Гиббонс, повязывая маркизу шейный платок.
– Упал? – переспросил Нэш. – О Господи, зачем моему поверенному лезть на какую-то крышу?
Гиббонс осклабился.
– Как вы помните, милорд, мистер Суонн собирался сдать в аренду дом покойной матери, но оказалось, что крыша дома течет. Он уверяет, что перелом не слишком тяжелый…
– Перелом? Какой еще перелом?
– Перелом плеча. Или, может быть, ключицы, – неуверенно добавил камердинер. – Как бы то ни было, но Суонн не сможет в течение ближайшей недели передвигаться верхом или в карете.
– Меня уже начинает раздражать вся эта история, – заявил Нэш. – Суонн нужен мне здесь.
– Я вас прекрасно понимаю, милорд, но поездка в тряском дилижансе – тяжелое испытание для человека с переломом плеча. На рытвинах и ухабах так подбрасывает, что у Суонна могут сместиться сломанные кости.
– Да, знаю, – проворчал Нэш. – Мне чертовски жаль, что он пострадал. Но гора документов на моем письменном столе растет с угрожающей скоростью. Я уже давно потерял деловую сноровку и не знаю, что делать с этими бумагами.
Гиббонс сочувственно улыбнулся.
– Да, конечно, у вас сейчас на уме совсем другое, – пробормотал он. – Если я правильно понимаю, скоро мы едем вместе с мистером Хейден-Уэртом в Брайервуд. Но вряд ли мы надолго там задержимся. Думаю, что вы, вернувшись домой, могли бы послать свой экипаж на хороших рессорах за мистером Суонном, и тогда его со всеми удобствами доставят в Лондон.
– Прекрасная мысль! – воскликнул Нэш. – Вот бедолага, мне его искренне жаль. Кстати, где его письмо?
– На секретере, милорд.
Нэш подошел к секретеру и выдвинул один из ящичков.
– Я извещу его о том, что в субботу за ним приедет экипаж… Послушайте, Гиббонс, вы, случайно, не видели…
Нэш внезапно умолк. Камердинер подошел к секретеру и взглянул через плечо хозяина.
– Что случилось, милорд? – спросил он участливо. – Что-то не так?
Нэш развернулся и пристально взглянул на слугу:
– Гиббонс, в этом ящичке лежало несколько писем от моего кузена Владислава. Вы, случайно, не знаете, куда они пропали?
Камердинер покачал головой:
– Понятия не имею, милорд.
Маркиз помрачнел.
– Вот видите, что творится в моем доме, когда Суонна нет рядом!
– Это были важные письма, милорд?
Нэш пожал плечами:
– Да нет, пожалуй. Но я собирался написать ему в ближайшее время. Владислав стар и болен. У него подагра.
– Его письма служили вам напоминанием о том, что вы должны написать ему, милорд? О, не беспокойтесь, я не позволю вам забыть о вашем намерении.
