Оно было сухим, прохладным. Сердце билось ровнее, чем в первую минуту, когда розовый запах накрыл ее.
Розовый запах… Откуда он здесь? Розы не цветут в горах. Значит… Неужели правда, кто-то смочил повязку розовыми духами? Но почему?
Она снова закашлялась. Если бы не свежий ветер, не таежный воздух, Шурочка задохнулась бы, покрывшись красной сыпью.
Значит… Сердце Шурочки замерло. Это значит только одно – те, кто захватил ее сейчас, захватили ее. Они знали, каково ей от запаха розы.
Но… Здесь, на Алтае, ее знает только Варя. Она же – о ее нелюбви к розовым духам. Но почему… она…
Шурочка помотала головой, желая подальше отбросить глупую, обидную мысль, мелькнувшую в голове. В тот же миг чья-то рука стянула узел на затылке еще крепче. Пленители, видимо, решили, что она жаждет освободиться от повязки.
Она выпрямилась до ломоты в спине, призвала на помощь образ тех девушек, с которыми она всегда хотела себя равнять.
Амазонки, гибкие и ловкие, с луками в руке, колчанами, полными стрел… У нее нет с собой ничего похожего. Лишь мысли – ее стрелы, а разум – натянутая тетива. Но разве этого мало? Если правильно распорядиться ими, можно победить врага.
Разум подсказывал – подчинись и жди. И…
– О-ох! – теперь она уже слышала свой собственный голос. Она летела вниз. Она не видела, как верхушки сосен вертелись, словно пузатые полосатые игрушки-волчки на детском празднике. Они крутились быстро, бешено. Где-то внутри глаз сыпались искры. Потом все погасло.
Удар, они вспыхнули снова. А потом Шурочка катилась по камням. Мелкие, острые, они несли ее вниз все быстрее и быстрее. Теперь она, словно горная порода по грохоту, катилась вниз. Повязка на глазах давила, но руки были свободны. Она чувствовала, как тело колет, царапает, но боли нет. Наконец Шурочка извернулась и сдернула повязку с глаз. Но все, что она увидела, была вспышка. Синяя молния ударила по глазам. И тянущая боль между бедер. Как будто что-то острое вошло в нее и застряло. Больше она ничего не помнила.
И уж конечно, ничего не слышала.
А там, на верху обрыва, кричала женщина:
– Беги за ней! – Она толкала к краю мужчину, но тот схватил ее за руки.
– Ты спятила? – шипел он.
– Беги. Золото у нее. Обыщи, найди.
Он искоса посмотрел в глубину распадка, словно прикидывал, возможно ли это. Но внезапно он отшатнулся от края, отцепил тонкие руки от себя.
– Сама лезь. – В его голосе слышалось больше страха, чем злости.
Лидия, а это была она, недоуменно посмотрела на своего безмерно бесстрашного, как ей казалось, спутника.
– В чем дело?
– Там… там… Мун-Со.
– Что это? Или кто? – Она шагнула к кустам с желтыми ягодами и попыталась рассмотреть.
– Она женщина медведя, – проговорил мужчина.
– П-ф-ф… – фыркнула Лидия.
– Молчи, – оборвал ее провожатый. – Я знаю, какая рука у Мун-Со. – Он потер шрам на подбородке. Но ничего не стал объяснять Лидии. Он только предостерег ее: – Если она забирает девушку, значит, она жива.
– Жи-ва! – воскликнула Лидия едва не в полный голос. – После такого падения!
– Я знаю, какая рука у Мун-Со. Она собирает человека по косточкам. И разбирает тоже, – усмехнулся он.
Лидия смотрела вниз, ей было видно, как легко Мун-Со подняла на руки Шурочку и понесла по распадку.
Значит, Шурочка жива?
Но разве ее смерти она хотела? Лидия внезапно обрадовалась. Она собиралась ее наказать. Больно. Но больно бывает только живым. Удачно.
– Ты говоришь, золото при ней? – услышала она голос провожатого.
– Ну да, – ответила Лидия. – Наверняка зашила куда-то в одежду.
– Понятно. Значит, нет фарта. Что ж, дорогуша, тогда прощай.
– Как это – прощай? – Лидия уставилась на него темно-серыми от возмущения глазами.
– А чего мне тут делать? Она у Мун-Со. – Он пожал плечами, как будто дальше говорить – только слова зря тратить.
– Но я должна найти Алексея Старцева.
– Так ищи.
– Вы должны меня проводить! – Она топнула ногой.
– Чем рассчитаешься? – Он окинул ее взглядом, который она поняла сразу.
– Рассчитаюсь. – Она улыбнулась. Кончик языка высунулся изо рта, потом медленно, дразняще прошелся по губам. Они стали обещающе влажными.
Он хмыкнул:
– Задаток давай… – Он протянул руки и схватил ее за талию. Потом прижал к себе по-медвежьи, потащил в кусты.
Колючки цеплялись за волосы, за одежду, Лидия прятала лицо у него под мышкой, которая воняла, как клозет в Смольном, но она не собиралась испортить свою нежную кожу.
Наконец кусты сменились невысокими и неколючими, смородиновыми. Темные ягоды висели на них, Лидия шумно вдыхала свежий аромат.
Он бросил ее на траву…
Кусты шевелились долго, энергично, наконец успокоились. Потом из глубины зарослей раздался стон и мужской смех.
– Ты хороша штучка. Пожалуй, я провожу тебя к нему. Ты туда надолго? Ладно, могу и подождать…
Шурочка заморгала, попыталась повернуть голову, но шея не поддавалась. Как деревянная.
– Не надо! – Женщина подняла руку протестуя. – Лежи! – остановил ее голос. Рука придавила плечо.
Дрожь прошла по всему телу. Неужели… Ее захватили неизвестные и… лишили ее… того, что она везла!
Сердце колотилось в горле, которое отказывалось пропустить слюну, скопившуюся во рту от ужаса. Пламя костра стало еще выше… Алеша… Где-то посреди тайги он сидит возле такого костра и думает… О ней? Да, о ней, потому что ради нее он отправился туда. Ради них обоих.
Мысли метались, обрывались, Шурочка не могла ни одной додумать до конца. Во рту так горько, будто она выпила что-то… полынную настойку? Может быть, ее чем-то опоили? Почему она ничего не помнит?
Ничего? Но… Она напрягла все тело, будто оно может подтолкнуть ум.
Она помнит, как Варя проводила ее.
Как вместе с проводником, отставным горным мастером, двинулись в тайгу. Варин отец сказал, что до Алеши три дня пути.
А потом… Потом… сердце ее колотилось как бешеное, но внезапно замерло. Проводник сорвался в ущелье. Она осталась одна. Слезы потекли сами собой, Шурочка не могла их вытереть, и они добегали до самых губ.
– Возвращаешься, – услышала она голос женщины, которая словно мираж возникла перед ее заплаканными глазами. – Слезы – это жизнь.
Шурочка закрыла глаза, она думала, что в темноте под веками увидит то, что должна. Но там черная темнота.
– Больновато? – спросила женщина. – Ничего, все пройдет. Быстро.
Снова пламя, но теперь золотое. Она видела не такое, когда упала в черноту. Оно было синее с рыжими языками.
Сейчас через пламя она смотрела на женщину. Маленького роста, худая. В широкой рубахе из белой парусины, с черной тонкой косой на спине. Лицо ее круглое, слегка плоское. Нерусское лицо. Наверняка она из здешних горцев, подумала Шурочка.
