Дункан поднял свой бокал.
— Ваше мнение для меня большая честь, ваша светлость. Возвращаясь в Англию, вы обязательно прихватите с собой ящик моего самого лучшего виски.
— Сэр, вы настоящий джентльмен!
Они наслаждались великолепным обедом и десертом, затем последовало музыкальное развлечение в главном зале, а потом, поскольку время уже было позднее, все разошлись по своим комнатам. Только Дункан и герцог не отправились спать, а потягивали виски у камина в библиотеке.
— У вас прекрасный замок, Монкрифф. Я полагаю, он очень старый?
— Строительство донжона и проездной башни началось в 1214 году, — сообщил ему Дункан. — Главное здание замка, в котором мы с вами находимся в настоящий момент, было завершено в 1629 году.
Уинслоу обвел взглядом освещенную свечами комнату.
— Это и в самом деле архитектурный шедевр.
Какое-то время они беседовали об архитектуре, и Дункан пообещал герцогу показать свой план пристроек и дополнений к замку, хранящийся у него в кабинете.
Наконец наступило время обсудить и более важные дела.
— Так значит, вы утверждаете, что у вас возникли чувства к моей племяннице, — начал герцог, вызывающе поглядывая на Дункана поверх бокала.
— Да, ваша светлость. И я намерен всегда любить ее и заботиться о ней.
Герцог наклонился вперед.
— Так вы говорите, что это любовь? Я наблюдал за вами весь вечер, Монкрифф, и не сомневаюсь в том, что вы охвачены страстью. Но я не уверен, что это можно назвать любовью. — Он откинулся на спинку стула. — Нет ничего удивительного в том, что вы увлеклись ею. Она красивая молодая женщина. Я также вижу, что она отвечает взаимностью на ваши… эмоции. Это нетрудно заметить. Она безумно влюблена в вас. Но все это несколько поспешно, вы не находите? По моим подсчетам, вы сделали ей предложение в тот же день, когда она переступила ваш порог.
Дункан облизал губы и стал напряженно думать, чем ответить на вызов, брошенный ему герцогом. Было ясно, что он имеет дело с проницательным и умным человеком.
— Я понимаю, что вам это кажется странным, ваша светлость, но я очень хорошо помню отца леди Амелии. Я всегда буду думать о нем с глубочайшим уважением. Я также помню, с какой любовью он говорил о своей дочери. Так что, если позволите мне говорить начистоту…
— Да, да, конечно, — помахал рукой герцог. — Мне очень любопытно.
Дункан поставил бокал на приставной столик и оперся локтями на колени.
— Я не имел удовольствия встречаться с ее бывшим женихом, полуполковником Беннеттом, — произнес он, — но мне известна его репутация, и я считаю своим долгом уведомить вашу светлость о том, что… — Он помолчал, давая собеседнику возможность внутренне подготовиться к тому, что ему предстояло услышать. — Ричарда Беннетта в этой стране презирают, ваша светлость. Его считают тираном, которому неведомы границы, когда речь идет о жестокости и бесчинствах. По его приказу убито много ни в чем не повинных шотландцев, а их мирные дома и хозяйства сожжены дотла. Поэтому, когда я узнал о намерении вашей племянницы выйти замуж за этого человека, я, не колеблясь, нарушил правила этикета, принятые в вашей стране. — Он откинулся назад и прямо взглянул в глаза герцогу. — И извиняться за это я не собираюсь.
Уинслоу внимательно его изучал.
— Вы своенравный человек, Монкрифф, но я также вижу, что вы порядочны и прямодушны, так что я тоже буду говорить без обиняков. — Он встретил взгляд Дункана. — Меня удивило решение брата позволить дочери выйти за Беннетта. Я думаю, что он действовал так поспешно, желая обеспечить ее супругом прежде, чем его призовет Господь. Что касается меня… — Он откинулся на спинку стула. — Мне этот человек не нравится.
— Имейте в виду, что у меня нет никаких доказательств его неблаговидной деятельности, — он мне просто неприятен. Называйте это инстинктом, внутренним чутьем — мне все равно, но я признаю тот факт, что ему присуща жестокость. Я нисколько не сомневаюсь, что, когда ему это удобно, он умеет демонстрировать обаяние, под влияние которого и попала Амелия. А когда скончался ее отец, — упокой, Господи, его душу! — она была убита горем и одинока. Я не могу отделаться от ощущения, что Беннетт воспользовался ее уязвимостью. Амелия получит внушительное приданое, и она дочь герцога. Беннетт жаждет продвижения по службе, но у него мало связей и он не богат. — Уинслоу покачал пальцем. — Зато он весьма одаренный военачальник, что и позволило ему вырасти в глазах моего брата. Вам известно, что он спас ему жизнь? Это был необычайно героический поступок.
— Да, я об этом слышал.
Дункан поспешил опрокинуть в себя остатки виски, чтобы не сказать его светлости что-нибудь такое, о чем он позже мог бы пожалеть.
— Но с кончиной брата, — продолжал герцог, — опека над Амелией перешла ко мне. У нее никого нет, кроме меня, и я не позволю девочке шагнуть в будущее, которое сулит ей несчастье. Я думаю, что вы искренни в своих чувствах к ней, сэр, и вы, что совершенно очевидно, сильная и цельная личность. Кроме всего прочего, вы чрезвычайно богаты. Я поддержу вашу помолвку, Монкрифф, и если Беннетт сочтет возможным возражать… Что ж, герцог теперь я. — Он снова поднял бокал. — И я пользуюсь в этом мире кое-каким влиянием.
Дункан наклонился вперед и пожал собеседнику руку.
— Даю вам слово чести, ваша светлость, что Амелия будет здесь счастлива. С ней будут обращаться с глубочайшим почтением.
— Молодчина!
Герцог залпом допил виски.
Дункан выждал мгновение, предоставляя герцогу возможность насладиться вкусом напитка, прежде чем заговорить снова.
— Я надеюсь, ваша светлость, что не испорчу вам вечер, если немного разовью эту тему.
Герцог наклонился к нему.
— Развивайте, Монкрифф.
Дункан кивнул.
— Ранее я упомянул репутацию полковника Беннетта и то, что мне известно о его военной тактике. Я твердо верю, что народ Шотландии имеет право на защиту собственного достоинства. Поэтому я намерен привлечь Ричарда Беннетта к ответу за содеянные им преступления.
Густые брови герцога поползли вверх.
— Да что вы говорите! Вы имеете в виду официальную жалобу?
— Да, я могу пригласить свидетелей, и если вы соблаговолите выслушать их показания, я буду только рад вашей поддержке.
Герцог задумался над просьбой Дункана.
— Он прославленный герой войны, Монкрифф. У этого человека медали. Это будет нелегко. Армии это наверняка не понравится. Королю тоже.
— Должен же найтись человек, который увидит правду и не сможет закрыть глаза на его позорную деятельность!
