– Джастин, ты промок, – тихо проговорила она.
Она замерла, прижимая полотенце к груди. Из-под полуопущенных век граф внимательно оглядел ее – мокрое полотенце не скрывало, а, скорее, подчеркивало изящество ее фигуры. Затем он снова отвернулся.
– Я сумею совладать с собой, – сухо проговорил он, вновь уставившись на огонь. – Твоя ночная рубашка в саквояже. В том, который ближе к тебе. Надевай ее и ложись в постель. Можешь поужинать прямо в постели, а потом засыпай.
– А ты? – решилась спросить она.
Граф покосился на нее.
– Что – я?
– Разве ты… разве ты не хочешь переодеться, помыться и тоже лечь в постель? Я поделюсь с тобой ужином. – Меган ласково улыбнулась ему, ее фиалковые глаза наполнились любовью.
Лицо Джастина словно окаменело.
– Пытаешься соблазнить меня? – В его голосе звучало презрение.
Меган поняла, что ей надо предпринять нечто необыкновенное, если она задумала заставить графа сменить гнев на милость. А потому о скромности и робости следовало забыть.
– Да, – тихо проговорила она, направляясь к нему.
Подойдя почти вплотную к Джастину, она протянула к нему руки – полотенце тут же соскользнуло на пол. Совершенно нагая, с распущенными до бедер волосами, освещаемыми красноватыми отблесками пламени, она была прекрасна. Граф невольно залюбовался ею. Меган с удовлетворением отметила, как напряглись мускулы его лица. Он желал ее сейчас и не сумел бы скрыть этого, даже если бы очень захотел.
– Все еще наказываешь меня, Меган? – спросил он.
Она стояла рядом с графом, не сводя с него пылающего взора. Стояла, надеясь, что он обнимет ее. Но если он этого не сделает, решила Меган, то она сама заключит его в объятия. Она положила руки на широкие плечи Джастина. Потом руки ее обвили его шею. Поднявшись на цыпочки, Меган прижалась к нему всем телом. Она понимала, что ведет себя как распутница, но сейчас у нее не было выбора.
– Обними меня, Джастин, – прошептала она.
Но граф стоял, никак не отвечая на ее ласки. Меган смутилась. Но вот наконец он поднял руки, и она вздохнула с облегчением. Похоже, граф сдался.
Однако, к разочарованию Меган, Джастин не обнял ее, а, обхватив запястья девушки, отвел ее руки в сторону. Потом прижал их к своей груди, и на лице его застыло выражение горечи.
– Джастин, – жалобно прошептала Меган.
Она попыталась высвободить руки, чтобы снова обнять его. Но граф крепко прижимал ее руки к своей груди.
– Ты действительно ненавидишь меня? – проговорил он без всякого выражения. Лишь горящие глаза графа свидетельствовали о том, что он не так к ней равнодушен, как хотел показать. – Знаешь, девочка, если ты надеешься, что сумеешь довести меня до безумия своими дьявольскими уловками, то напрасно стараешься. Со мной такой номер не пройдет.
– Джастин, не-ет! – вскричала Меган, когда граф, выпустив ее руки, повернулся и направился к двери.
Он стремительно вышел из комнаты. Но ведь она не испытывала к нему ненависти. Как такое могло прийти ему в голову?! Она любит его! Да, конечно, возможно, она ошиблась, задумав выйти замуж за лорда Дональда, будучи беременной от Джастина, – но почему он так с ней говорит? Даже сейчас, когда граф узнал обо всем, она бы, ни секунды не колеблясь, обвенчалась с Дональдом, появись тот перед ней с кольцом и священником. Ради их ребенка. Просто Джастин не обдумал все как следует, иначе бы он понял: их ребенок не должен быть незаконнорожденным, а она заслуживает лучшей доли, чем прожить остаток своих дней с клеймом шлюхи. Впрочем, если бы речь шла только о ней, она бы с радостью осталась с Джастином – и пусть сплетники называют ее потаскухой, ей все равно. Завтра она сумеет все сказать ему о своих чувствах. Он поймет. Не то чтобы Меган рассчитывала на то, что Джастин уступит ее Дональду. Нет. Она уже достаточно хорошо изучила этого человека, чтобы понять: граф считает воспитанницу и еще не родившегося ребенка своей собственностью и никогда по доброй воле не отпустит ее. Но если она сумеет объяснить, что этот брак – для блага малыша, то, возможно, он поймет ее. Мысль о том, что Джастин считает ее решение выйти замуж за Дональда всего лишь местью, казалась невыносимой. Ведь она думала только о благополучии ребенка, которого носит под сердцем. Забираясь в широкую кровать, Меган твердо решила: завтра она все объяснит графу. Он наверняка поймет ее и простит.
Утром граф Уэстон уехал.
Дни сменялись неделями, недели – месяцами, а Джастин все не возвращался в Виндсмер. К концу апреля, когда у Меган было уже семь месяцев беременности, ее живот стал просто необъятным. Она, как могла, скрывала свое положение, благодарила Бога за то, что Виндсмер – такое уединенное место; к тому же тут не было любопытных слуг. Джастин оставил ей записку, в которой сообщал, что она может считать себя хозяйкой особняка, нанимать слуг и обустраивать дом по своему усмотрению. Поэтому днем Меган находила себе занятие, а ночами часами лежала без сна, думая о Джастине и заливаясь горькими слезами, уткнувшись лицом в подушки.
Дня два после отъезда Джастина Меган еще обдумывала возможность возвращения в Лондон – несмотря на приказание графа оставаться в Уэльсе до родов. (Вообще-то Меган могла бы сбежать, но она подозревала, что граф велел Прайору в случае чего удержать ее силой.) К концу второго дня в дверях особняка появилась огромная женская фигура; незнакомка объявила, что пришла, чтобы остаться. Гостья представилась, назвавшись Дженет Вибберли. Она сказала, что нянчила еще самого Джастина, который разыскал ее и попросил присмотреть за своей воспитанницей. Поначалу Меган растрогалась, увидев, какую заботу проявляет о ней граф, но, осознав, что беспокоится он не о ней, а о ребенке и его здоровье, она опять впала в уныние.
В первое время Меган не знала, как относиться к женщине, которая настаивала на том, чтобы она называла ее просто Дженет. Та была почти такой же высокой и крупной, как Джастин. Свои седые волосы Дженет стягивала в тугой пучок на затылке и, казалось, ни днем, ни ночью не снимала унылое черное платье. Дженет сурово обращалась с Меган, заставляя ее есть, когда той не хотелось даже и смотреть на еду, и отдыхать, когда ей не лежалось. Но довольно скоро Меган поняла, что у этой грубоватой женщины добрейшее сердце; к тому же Дженет прекрасно знала, как должна себя вести будущая мать. Дженет разработала целую программу подготовки Меган к родам; она заставляла ее гулять ежедневно, в любую погоду, при этом добавляла, что Меган будет благодарить ее за строгость, когда настанет время рожать.
Кроме того, Дженет была прекрасной домоправительницей. Недавно нанятые слуги, может, и ленились бы исполнять свои обязанности, если бы имели дело только с Меган, но под строгим взглядом Дженет все они по струнке ходили.
