Она медленно постучала ложечкой о стол. Рассказать ему о разговоре с леди Фолконер? Спросить напрямик, есть ли хоть доля правды в речах Тесс? Все это казалось ужасно неприятным испытанием. Если она посмеет заговорить об этом, а Йен подтвердит рассказ леди Фолконер и признает, что усопшая Кэтрин всегда будет занимать первое место в его сердце… тогда ее собственное разобьется.
С другой стороны, неизвестность еще хуже. Нет. Она должна рискнуть и выяснить, что он испытывает к ее мертвой сопернице. Спросить — и покончить с этим. Необходимо встретиться с ним.
Нетерпение охватило Джорджи с такой силой, что она не смогла усидеть на стуле. Наспех допила чай и побежала к себе. Нужно что-то делать, чтобы не сойти с ума.
Поднимаясь по лестнице, она услышала сердитые всхлипы и несвязные протесты ребенка, впавшего в истерику.
Джорджи мигом взлетела по ступенькам.
Заглянув в дверь, она нашла раздраженную няню Салли, пытавшуюся утешить раскрасневшегося от ярости Мэтью.
— Прекратите, мастер Эйлсуорт! Разве так полагается вести себя молодому джентльмену?
— Не хочу, не буду тебя слушать! Ты не моя мать!
— Но вам нельзя ездить верхом на собаке! Пес старый, вы его покалечите!
Несчастная взяла Мэтью за руку и осторожно попыталась вывести из комнаты — возможно, на встречу с его лучшим другом Морли.
— Гиперион слишком стар, чтобы вынести таких наездников, как вы, мальчишки, — в десятый раз объясняла няня. — Что, если он разозлится и укусит вас?
— Я хочу прокатиться на нем! Он никогда не кусается! Оставь меня в покое! — Маленький лорд попытался вырвать руку, а когда ничего не вышло, испустил такой яростный вопль, что удивительно, как это оконные стекла остались целы.
— О Боже, Боже! — весело воскликнула Джорджи, подбегая к ним. — Мэтью, дорогой, к чему эта буря в стакане воды?
При виде Джорджи с мальчиком произошли разительные перемены. Ярость мгновенно сменилась почти скорбью, и лорд Эйлсуорт разразился слезами.
— О, что ты, что ты, милый! — Джорджи опустилась на одно колено и обняла малыша. Она не знала, что так его беспокоит, но сомневалась, что дело только в собаке. — Что случилось, солнышко?
— Она кричала на меня, — выдавил он.
— О нет, она только пыталась объяснить, что ты можешь случайно покалечить Гипериона. Он уже дедушка. Ты должен обращаться с ним бережно или поломаешь его старые кости, и тогда дядя Роберт очень расстроится. Почему бы тебе не подняться в детскую и не поиграть с Морли?
— Не-ет!
Он уперся кулачками ей в грудь, но она его не отпустила.
— Ш-ш. Ты уже позавтракал? В утренней столовой есть булочки с корицей, — прошептала она, проигнорировав его пинок.
— Не хочу!
— Мэтью!
— Оставь меня в покое!
Очевидно, она не разгадала его истинных желаний. Мэтью снова пришел в бешенство.
— Я знаю! Пойдем поиграем с Ноевым ковчегом! И ты покажешь мне всех животных, а я расскажу тебе историю о слоне!
— Нет, — прорычал он, вырываясь. — Мне не нужен слон!
— Хорошо, — согласилась она, — почему бы нам не пойти в конюшню и не взглянуть на пони?
— Не хочу! — заорал он. — Почему ты меня не слушаешь?
Джорджи нежно взглянула на мальчика:
— Что же в таком случае ты хочешь, дорогой мой?
И тут правда вышла наружу.
— Я хочу к папе! — зарыдал Мэтью. — Его никогда не бывает дома! И он никогда не хочет поиграть со мной!
— О, солнышко! — Джорджи притянула его к себе и крепко обняла. Одиночество малыша разрывало ей сердце.
Малыш положил горячую головку ей на плечо. Он показался Джорджи достаточно спокойным, чтобы попытаться его урезонить.
— Мэтью, я знаю: тебе кажется, что твой отец слишком занят, — но, уверяю, он очень тебя любит. Просто… видишь ли… он выполняет очень важную работу, а в мире взрослых люди нуждаются в его помощи. Твой папа помогает людям лучше ладить, чтобы они не поссорились. Это нелегкая работа. Ты должен им гордиться.
— Он никогда не остается дома надолго. Я точно знаю, что скоро он опять уедет.
— О, милый… — пробормотала Джорджи. Подняв голову, она встретилась со встревоженным взглядом няни: — Не можете ли вы узнать, дома ли лорд Гриффит?
— О, его светлость уехал в парламент, мисс, — выпалила та, но тут же покраснела, поняв, что выдала себя. Теперь мисс Найт поймет, что слуги маркиза сплетничают за его спиной! — Мне сказал Скотт, его лакей, — добавила она.
— Понятно. — Джорджи благодарно кивнула, немного отстранила Мэтью и нежно улыбнулась. — У меня появилась великолепная идея, Мэтью! Не хочешь послушать?
Мальчик кивнул и вытер слезы. Но сначала Джорджи вынула платок и прижала к его носу:
— Сморкайся!
Мэтью старательно высморкался.
— Послушай, почему бы нам не поехать в парламент и не посмотреть, как работает твой папа?
— В парламент, мисс? — ахнула няня.
— Да. Думаю, поездка будет весьма познавательной. Я слышала, там есть галерея для посетителей, верно?
— Да, мисс, галерея для публики, но туда вряд ли пустят даму, а уж ребенка…
Джорджи сочувственно улыбнулась Мэтью и пригладила его темные локоны.
— Не забывайте, что этот ребенок когда-нибудь займет свое законное место в палате лордов! Мы всего лишь заглянем туда на минуту-другую. И маленький лорд Эйлсуорт увидит, что его папа усердно трудится, а не просто бросает сына одного дома без всяких причин.
Она была уверена: это поможет мальчику понять, что он не покинут, даже если временами тоскует и скучает по отцу.
— Ну как тебе мой план, малыш?
Лицо Мэтью осветилось. Рот от восторга приоткрылся. Джорджи рассмеялась:
— Молчание — знак согласия! Пойдем, юный негодник! Салли, вы поедете с нами? Попросите какого-нибудь лакея проводить нас.
— Да, мисс. Я сбегаю на конюшню, скажу, чтобы запрягали лошадей в двуколку.
Джорджи снова кивнула и поднялась, держа Мэтью за руку. Его темно-карие глаза были широко распахнуты. Должно быть, он унаследовал их от матери.
На миг она почувствовала себя исключенной из круга Прескоттов, но тут же решительно выбросила из головы эту мысль.
Какая разница, чей это ребенок? Ему плохо, а она может помочь…
— Сначала, дорогой, найдем твои туфли. — Она нагнулась и подмигнула мальчику: — У нас будет настоящее приключение!
День выдался пасмурным, июньский ветерок играл с лентами шляпки Джорджи. Вскоре двуколка, запряженная одной лошадкой, остановилась на оживленном Нью-Пэлас-ярд. В тот момент огромные колокола Вестминстерского аббатства как раз пробили полчаса.
