— Нет хлеба? — Фионнула оглядела кухоньку. — Ты что, испекла только один противень хлеба?
— У меня муки оставалось только на один противень.
Выбросив осколки в мусорное ведро, она снова села.
— Здесь плохо с продуктами? — вызывающе спросила Фионнула.
— Нет, здесь плохо с деньгами.
На лице Фионнулы можно было прочесть триумф.
— Девочки, разве я вам не говорила, что она еще пожалеет, что оставила мой дом в такой спешке?
— Мама! Милдред уже выпила три чашки чая, а я только одну.
Милдред схватила чайник и под пристальным взглядом Гвендолин вылила остатки себе в чашку.
— Мама!
— Хватит, Гвендолин, чая хватит на всех. — Фионнула пристально посмотрела на Мэгги. — Или его тоже больше нет?
— У меня есть еще немного чая. — Мэгги встала, чтобы приготовить его.
Подавляя зевоту, Фионнула остановила Мэгги:
— Девочки утомлены. Покажи наши комнаты, а завтра мы сытно позавтракаем.
Мэгги взглянула на Вильсона, который в испуге освобождал место для локтей девочек.
— Мне очень жаль, но спать придется на полу.
— Мама! Мама! — в унисон завопили девочки.
— На полу? — Фионнула подняла брови. — Здесь что, нет кроватей? Ты что, живешь в такой бедности, что не можешь себе позволить спать на кровати?
— У нас есть только одна маленькая кровать. Вы можете воспользоваться ею, тетя Фионнула. А мы с Вильсоном будем спать в палатке.
— В палатке Горди?! — воскликнул Вильсон.
Фионнула внимательно посмотрела на него:
— В чьей палатке?
— В палатке одного из шахтеров. Все в порядке, он здесь больше не живет, — торопливо объяснила Мэгги.
— Разве Горди ушел? — удивленно спросил Вильсон. Когда же он ушел? Сегодня, сразу после школы, он видел Горди.
— Надевай пальто, Вильсон. Тетя Фионнула, Гвендолин и Милдред устали.
Собирая все, что может пригодиться для постели, Мэгги устраивала им ночлег.
Когда Мэгги закончила, она надела пальто и зажгла фонарь.
— Здесь вам будет тепло, — пообещала она. Лес прямо за дверью.
Они удивленно переглянулись.
— Вильсон, пойдем. Мы вернемся утром.
— А во сколько завтрак? — спросила Гвендолин.
— Когда скажешь, Гвендолин.
Закрывая дверь в землянку, Мэгги сильнее закуталась в пальто. Ветер усилился, началась метель.
— Ха, — сказал с усмешкой Вильсон. Он прижимал к себе сильнее Джелибин, пытаясь защитить ее от сильного ветра. — Тетя Фионнула проделала весь этот путь, чтобы завладеть шахтой с привидением. Пусть забирает ее, Мэгги, привидение проучит ее.
— Да, — пробормотала Мэгги, — мы проучим ее.
«Завладеть нашей шахтой? Ну, это мы еще посмотрим!»
Согнувшись в три погибели, они брели против ветра по замерзшей земле к палатке Горди, где горел тусклый свет.
— Т.Г., пусти нас!
Мэгги и Вильсон бросились в палатку, Гордон ошарашенно отступил.
— Мне казалось, ты говорила, что Горди ушел, — захныкал Вильсон, глядя обескураженно на Мэгги.
— Я сказала это только для тети Фионнулы.
Глаза Гордона встретились с глазами девушки. Два дня, которые они не виделись, показались им вечностью.
— Тетя Фионнула? — спросил Горди.
— Да, — сказал Вильсон. Его глаза заблестели, а в голосе послышались уверенные нотки. — Она бы нас не отпустила, если бы знала, что Горди здесь.
— Твоя тетя Фионнула не отпустила бы тебя сюда? — озадаченно спросил Гордон.
— Это правда. И она еще хочет, чтобы Гвендолин и Милдред стали совладельцами шахты. Она говорит, что ее адвокат легко опротестует завещание.
Мэгги меряла шагами палатку.
— Кто?
— Гвендолин, Милдред и тетя Фионнула. Что мне делать?
Т.Г. пытался понять, о чем они говорят.
— Ты хочешь сказать, что она написала, что хочет, чтобы Гвендолин и Милдред стали совладелицами шахты?
— Нет, она здесь.
— Здесь, в Колорадо? Ты шутишь!
— Здесь, в землянке. Что мне делать?
Мэгги дрожала, она говорила скорее сама с собой, чем с Т.Г.
— Я знаю, что мы сделаем. Мы перепишем шахту на тебя, Горди.
— Что?
— Да, — промурлыкал Вильсон. — Давай отдадим шахту Горди.
— Она не получит шахту. Я не позволю ей. Мы слишком много сил вложили в шахту.
— Разве я не говорил тебе, что она попробует ее отобрать? — сказал Вильсон.
— Ты пытался сказать об этом, Вильсон. Но я тебя не слушала. Тетя Фионнула не имеет никаких прав на наше наследство. Если бы тетя Сисси хотела, чтобы Гвендолин и Милдред владели ее имуществом, она бы включила их в завещание. Сумасшедшей она не была, напротив, она хорошо знала тетю Фионнулу и пыталась защитить нас. Мы не позволим Фионнуле завладеть шахтой. Мы перепишем шахту на имя Т.Г., а когда она уедет, он перепишет ее обратно.
— Отдадим Т.Г. нашу шахту?
— Не навсегда, только на время, — сказала Мэгги.
— Стоп, — сказал Т.Г. Он не совсем понимал — о чем они говорят, но, если это касалось Проклятой Дыры, он не собирался в этом участвовать.
— Т.Г. — Мэгги остановилась и прямо посмотрела ему в глаза. — Ты должен нам помочь.
— Нет. Я один раз помог — и видишь, к чему это привело.
Его не только перестало удовлетворять бесцельное течение жизни, но теперь он еще и страдал от безысходной любви.
— Горди, я в отчаянии. Тетя Фионнула здесь, и она угрожает опротестовать завещание.
— Да, Горди. Сегодня Хеллоуин, и на пороге нашего дома появилась ведьма.
— Вильсон, — строго проговорила Мэгги. — Ты должен выказывать тете Фионнуле почтение независимо от ее намерений.
— Я говорил о Гвендолин.
— Завещание тети Сисси? — спросил Т.Г., все еще пытаясь угнаться за быстроразвивающимся разговором.
— Да. Тетя Фионнула уверена, что тетя Сисси выжила из ума, когда оставила нам Проклятую Дыру. Она утверждает, что Гвендолин и Милдред были забыты. Она проинструктировала своего юриста опротестовать завещание.
— Отдай ей шахту, Мэгги.
— Отдать мою шахту?
— Нашу шахту, — напомнил Вильсон.
— Отдайте ее, — повторил Т.Г. — Подумай об этом, Мэгги. Что может быть лучше? Отдать ей шахту и все связанные с ней проблемы. Через месяц она бросит ее. И еще какой-нибудь болван начнет претендовать на нее. Потом он тоже бросит ее, и так будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь не взорвет эту шахту и не запрет в ней Батте Феспермана навсегда.
— Да, пусть тетя Фионнула владеет шахтой и привидением, Мэгги! — согласился Вильсон.
— Никогда! Мы вложили туда слишком много труда. Я ничего не предприняла, когда она заграбастала деньги мамы и папы. Я не позволю ей забрать последнее, что у нас осталось.