Дорога с обеих сторон была обсажена ивами, тополями и вязами. Вокруг зеленели посевы пшеницы, овса и бобов. Крестьяне, сгибавшие спины над посадками табака и льна, отрывались от тяжелой работы и поднимали головы, чтобы приветствовать карету, а в особенности бравых солдат, сопровождавших ее.
— Эгей, солдатики! Красавчики! Ну так что, война-то объявлена? Или как? — кричали женщины в высоко подоткнутых юбках, из-под которых виднелись крепкие икры ног.
— Объявлена! Объявлена, красотки! Мы будем защищать вашу добродетель от посягательств захватчиков!
В ответ раздавался дружный хохот. Женщины махали руками солдатам вслед.
В деревнях старики играли в кости, сидя у дверей своих домишек. Женщины пряли у окошек или брели по улочкам, таща тяжелые корзины, доверху наполненные фруктами и овощами.
Батистина не чувствовала усталости. Как всегда, предусмотрительная, Элиза позаботилась о солидных запасах провизии, и Батистина уписывала за обе щеки на пару с Жоржем-Альбером всякие лакомства — кусочки запеченных уток, сочных жареных каплунов, нежной ветчины и золотистые пирожки.
Они уже переправились на пароме через Уазу, проехали Санлис, Компьень, Нуайон… Они провели несколько часов в гостинице «Три монаха» в центре Сен-Кантена и рано утром вновь понеслись вскачь по дороге, ведущей в Камбре и Валансьен.
И тут Батистина заметила, что, видимо, по мере приближения к расположению действующей армии лошади стали замедлять бег. Они все чаще обгоняли какие-то кареты, повозки, телеги с фуражом. Такие же телеги и повозки ехали им навстречу. По дороге туда и обратно сновали курьеры, они скакали так быстро, словно хотели загнать своих лошадей.
— Дорогу карете маршала Мориса Саксонского! — все громче и громче ревел лейтенант. Ему вторили драгуны, прокладывая путь среди рядов пехоты.
— И пропустите прелестную барышню! — весело кричали пехотинцы, потрясая мушкетами.
Это была довольно пестрая толпа — вперемешку брели представители нескольких полков и эскадронов, а также немецкие, швейцарские и испанские наемники. Неожиданно вдалеке послышался быстрый топот множества копыт. Пехотинцы вновь выбрались на дорогу. Они явно устали от долгого пути, но весело перекликались.
— Ну как, Пикар, разобьем англичан наголову под предводительством Великого Мориса?
— Верное дело, приятель!
— Говорят, сам король прибудет!
— Вот это да!
— Эй, дружище! Посмотри-ка на эту красотку!
— О, мадемуазель! Всего лишь один поцелуй, и вы вдохновите меня перед сражением!
— Я посвящаю вам первого убитого англичанина, красавица!
Батистина от души рассмеялась и послала солдатам воздушный поцелуй.
Вокруг раздались радостные вопли. Мужчины швыряли в воздух треуголки, придя в восторг от поступка хорошенькой незнакомки. Столь бурное выражение радости испугало Элизу. Она быстро захлопнула окошко, несмотря на возражения Батистины.
— Мы не можем двигаться дальше, мадемуазель! — прокричал лейтенант. — Дорога впереди забита войсками, да еще там пушки застряли! Мы намерены свернуть в сторону и добраться до лагеря по берегу Шельды.
В знак согласия Батистина закивала головой. Было около пяти часов, и солнце начало клониться к закату.
— Но-о-о! Но-о-о! Пошли, старые клячи! — кричали драгуны, пытаясь заставить лошадей свернуть в сторону и поехать прямо по полю.
За окошком замелькали деревья, рощицы и перелески. Через полчаса они выехали на тихую проселочную дорогу, вьющуюся среди посевов пшеницы и овса. Карета заподпрыгивала на ухабах, Батистину и ее спутников начало потрясывать на подушках. Колеса скрипели и скрежетали так, что хотелось заткнуть уши. Они обогнали еще две-три колонны солдат, но вскоре Батистина обратила внимание на то, что теперь им в основном попадались стаи гусей, индюков и кур, с громким кряканьем и кудахтаньем разлетавшихся из-под копыт лошадей.
— Господин лейтенант, две лошади захромали! Мы не сможем добраться до почтовой станции, а ведь надо сменить лошадей! — закричал кучер.
Сгущались сумерки. Над полями стлался легкий туман. Федор часто привставал в стременах, весь объятый смутной тревогой.
— Мы подкуем лошадей где-нибудь здесь, неподалеку. Надо только найти пристанище да кузнеца!
— Посмотри на Федора, Элиза! Какое у него смешное и странное выражение лица! — сказала Батистина, наклоняясь к окошку.
— Мадемуазель Батистина, наш Федор теперь уже совсем не тот, что прежде, — прошептал молчавший вею дорогу Грегуар.
— Что ты хочешь этим сказать, мой добрый Грегуар?
— Вы еще очень молоды, Батистина, и не заметили, что ни один из нас не вернулся прежним из этого проклятого путешествия, — сказал Грегуар, переходя на шепот. — Все мы очень многое пережили и сильно изменились. Федор, например, потерял свою жену во время плавания!
— Как это потерял? — озадаченно спросила Батистина.
— Да, да! Потерял! Это была славная, добрая монголка… Однажды утром мы обнаружили, что ее нет на борту корабля. Исчезла! Испарилась! Пропала! Что с ней произошло? Может быть, упала за борт? Ее сожрали акулы? Никто ничего не знал и никогда не узнает. Мы привязали Федора к мачте, потому что он тоже хотел броситься в море….
— Боже мой! Бедный Федор! — воскликнула Батистина со слезами на глазах.
— А ваш брат, господин Адриан, не рассказывал вам, какую утрату понес он сам? Ведь его обожаемая невеста, прекрасная, нежная принцесса Ясмина испустила последний вздох у него на руках в Пекине! Он долгие месяцы потом метался в бреду… Ни разу больше он не произнес ее имени, но я-то знаю, как часто он вспоминает ее, хотя и не выказывает своих чувств. Что же касается господина Флориса, то он тоже нуждается в нежности и любви! Его грубость — всего лишь защитная маска… Он тоже очень дорого заплатил за право быть счастливым…
В словах Грегуара Батистина услышала скрытый упрек.
— О, мой славный, милый Грегуар! — промолвила она, обвивая его шею руками. — Ты правильно поступил, рассказав мне обо всем. Я постараюсь быть с ними поласковее… Боже мой, а я-то ничего не знала! Я ровным счетом ничего не поняла! Какая же я глупая и злая!
Грегуар по-отечески погладил золотистую головку.
Жорж-Альбер корчил горестные гримасы и жалобно верещал, будто хотел сказать:
«А я-то? Я-то разве не страдал?..»
— Лейтенант, вон там, прямо на берегу Шельды, какой-то кабачок! — закричали драгуны.
— Отлично! Остановимся и подкуем лошадей!
Разумеется, назвать данное заведение кабачком было большим преувеличением. Скорее, это была какая-то харчевня, маленькая и грязная. По единственному столу, стоявшему посреди темной комнаты, расхаживали куры и оставляли свои «презенты» около тарелок, кувшинов и хлебных корок.
