Маркус переместил губы ниже, проведя ими по нежной линии ее подбородка, и Онория начала извиваться под ним, вызывая в нем ответное возбуждение. Господи, каким чудом, каким блаженством оказалась его пылкая жена! Он так любил ее чуть вздернутый упрямый подбородок, которого тут же коснулся губами, а потом поцеловал чувствительное место за маленьким розовым ушком.
Онория застонала и, запрокинув голову, подставила ему для поцелуев нежную шейку. Ее сотрясала сладострастная дрожь, груди болезненно напряглись. Маркус прижался к ней своим крепким телом, терзая ее губы горящими поцелуями, и ноги ее сами собой слегка раздвинулись. Охваченная любовной страстью, заглушавшей все остальные чувства, Онория просто изнывала от блаженства...
Она любила и страстно желала этого мужчину, Онория сознавала это только сейчас, когда остальные мысли отступили под наплывом страсти. Она обвила его шею руками, теснее прижала его к себе, открыла губы навстречу его поцелую и почувствовала, как вся ослабела, когда он мягко втолкнул язык между ее губами.
Чувственность этого движения заставила Онорию прильнуть к нему еще крепче. Юбки ее поднялись, обнажив колени, которыми она сжимала его бедра, но ее не смущала эта поза.
Она жарко отвечала на его поцелуи, упиваясь сознанием того, что заставляет такого сильного и неотразимо красивого мужчину, как Маркус Тремонт, сходить с ума от страсти.
Маркус вдруг замер, и Онория удивленно распахнула глаза:
– Маркус! Что...
И тут же она услышала тихий стук в дверь и деликатное покашливание.
– Черт побери! – тихо пробурчал Маркус и с ненавистью обернулся к двери. – Это Джеббсон. – Он вздохнул и улыбнулся, встретившись с ее испуганным взглядом. – Честное слово, я его убью, а потом найду себе другого дворецкого.
Онория улыбнулась:
– Да, но... нового дворецкого придется обучать заново.
Маркус осыпал поцелуями ее чистый высокий лоб.
– За одну минуту, проведенную с тобой наедине, я готов обучить хоть сотню новых дворецких!
Сердце Онории сжалось. Что ему на это ответить? Она знала, что нравится Маркусу, видела это по его глазам, по его нежности. Но... неужели только нравится? Последние две недели она ждала проявления признаков его любви, но так и не услышала от него признания.
– Думаю, тебе лучше отпустить меня.
Он не двигался.
– Да, наверное.
Стук повторился.
– Милорд...
– Минутку! – прорычал Маркус в сторону двери.
– Да, милорд, – приглушенно донеслось из холла.
Потемневшие голубые глаза Маркуса пристально смотрели на Онорию.
– Я... Я рада, что он не видел нас в таком...
Маркус усмехнулся, и она покраснела.
– Ты думаешь, он успел заглянуть?
– Да, потом решил выйти и вызвать меня стуком.
– Только не это! Боже мой, какой стыд! Надеюсь, он все-таки нас не увидел!
– Действительно, как он мог нас увидеть, когда мы распластались на столе в самом центре комнаты! Ручаюсь, он так же сгорает от стыда, как и мы с тобой.
Онория прижала ладони к пылающим щекам.
– Какой ужас быть пойманной...
– ...на месте преступления, – со смехом закончил Маркус.
– К счастью, мы до этого не дошли! Мне нужно поскорее привести себя в порядок. Отпусти меня.
Он продолжал неподвижно смотреть ей в глаза.
– Может быть, отпущу, только сначала скажи.
Часы на камине оглушительно тикали в тишине, и сердце Онории билось им в такт.
– Не думаю, Маркус, что стоит...
– Я хочу знать, что случилось.
– Я полюбила тебя, – неожиданно вырвалось у нее, и она тут же ужаснулась своей откровенности.
Затаив дыхание, Онория ждала, что ответит Маркус, но он только растерянно смотрел на нее.
– Понятно. Я не знал...
В дверь снова деликатно постучали.
– Милорд, не хотел бы вас беспокоить, но к вам приехал ваш брат...
– Маркус! – услышали они громкий голос Энтони.
– Проклятие! – Маркиз возмущенно взъерошил волосы. – Я просто не знаю, что сейчас сделаю!
Онория соскочила со стола, на ходу поправляя платье и закалывая волосы. Момент был почти нереальным, похожим на дурной сон.
– Не волнуйся, Маркус, ничего страшного не произошло. Я просто... – Она не смогла продолжать, потому что у нее вдруг перехватило горло. – Мне нужно идти. Энтони привез Анну, которая собиралась поехать со мной за покупками для бала.
Маркус безуспешно пытался собраться с мыслями. Она его любит! Это заявление было столь неожиданным, что он совершенно растерялся и только коротко кивнул ей. Его жена любит его, тогда как он... А собственно, какие он испытывает к ней чувства? О нет, он не готов был услышать ее признание, совершенно не готов!
Избегая смотреть на него, Онория открыла дверь и вышла, а Маркус так и остался стоять неподвижно, не в силах вымолвить ни слова. Разумеется, он испытывал к ней страсть и даже питал огромное уважение, но любовь...
Черт побери, что же ему теперь делать?
Есть три вещи, которые должен уметь мужнина: делать деньги, заниматься любовью и угождать. Последнее особенно важно!
Леди Тистлуэйт – герцогу Девонширу, присутствуя при запуске воздушного шара, раскрашенного в цвета вигов
Онория прижалась пылающим лбом к холодному стеклу и устремила за окно невидящий взгляд. Находясь в ином состоянии, она, несомненно, залюбовалась бы раскинувшимся за домом великолепным парком с фонтанами и спускающейся широкими уступами мраморной лестницей, которая белой лентой врезалась в просторные зеленые лужайки; однако ей было вовсе не до этих красот.
«Боже мой, я все испортила», – с отчаянием думала она. Ну кто тянул ее за язык! Маркус не готов был признаться ей в любви... да и вряд ли когда-либо будет к этому готов. Ему и в голову не приходило задаться вопросом, что она к нему чувствует и что чувствует он сам. Перед ней неотступно маячило его окаменевшее лицо, когда он подыскивал слова для ответа на ее признание.
Ах, если бы только можно было взять свои слова обратно!
– Онория?
Вздрогнув, она стремительно обернулась и увидела рядом Кассандру.
– Господи, как ты меня напугала!
– Извини. Я дважды тебя окликнула, но ты не ответила, поэтому... – Кассандра присела на диван у окна. – Онория, я могу тебе чем-нибудь помочь? Мне кажется, с прошлой недели между тобой и Тремонтом отношения стали какими-то натянутыми.
Натянутыми? Это было еще слабо сказано. С того страшного дня в библиотеке между ней и Маркусом словно вознеслась невидимая стена. Теперь он старался проводить дома все меньше времени, и она чувствовала себя с ним очень неловко, да и он, по-видимому, тоже, за исключением тех моментов, когда их вновь охватывала страсть. В эти моменты все противоречия куда-то исчезали, но затем лежали без сна в темноте, Онория отворачивалась от него, чтобы он не видел ее слез.
