– детали, которые пусть эти двое выясняют между собой.
Рени хотела возразить, но отчего-то промолчала, медленно убрав камушек и понуро опустив голову.
«Я не закончила», – с печалью подумала она, однако злости на нетерпение тети не испытала. В конце концов, она ведь действительно ответила на тот вопрос, который интересовал Фелис. Да и перебила тетя не специально, а оттого, что собственные мысли о счастливом будущем, должно быть, уже захлестнули ее. Фелис была из тех, кто воспевал любовь и счастье не хуже любого менестреля.
– Не грусти, душенька, – обратилась Фелис к Рени, неправильно истолковав причину ее понурого взгляда. – Не сомневаюсь, и для тебя кто-нибудь найдется. И даже не такой дуралей, как его сиятельство у Элизы. Ты же у нас красавица! Ах, как все прекрасно складывается! Я оставлю вас с легким сердцем. Вы сможете о себе позаботиться. Элиза тебя в обиду не даст, а Элизу не даст в обиду Гийом. Правда, за ним самим бы еще кто присмотрел. – Она небрежно махнула рукой. – Впрочем, он уже достаточно возмужал, чтобы суметь сделать все правильно. – Фелис вновь расплылась в улыбке. – Ах, как хорошо! Спасибо тебе, Рени.
Она взяла из кулька кусок медового хлеба и с наслаждением принялась за него, запивая чуть остывшим напитком из трав и сушеных ягод.
Рени, тихо вздохнув, допила содержимое глиняной кружки, прижала к себе мешочек с рунами и вежливо ответила:
– Рада помочь.
Получив в ответ теплую одобрительную улыбку, она легкими шагами дошла до комнаты и притворила за собой дверь.
Руан, Франция
Год 1356 от Рождества Христова
С момента возвращения Вивьена в Руан миновало несколько месяцев. По счастью, объяснение с Кантильеном Лораном прошло без осложнений. Епископ услышал, что отец Вивьена скончался, так и не дождавшись от своего сына разговора по душам, и не стал задавать много вопросов. Он лишь выразил соболезнования и посоветовал молодому инквизитору возвращаться к службе.
Вивьена не оставляла мысль, что сам Господь благословил его путешествие: стоило ему покинуть Каркассон, как в скором времени – в сентябре – Черный Принц начал активные военные действия в Лангедоке и Аквитании. Графство Арманьяк, пригороды Тулузы и предместья Каркассона и Нарбонны подверглись жестокой атаке. Тем временем английский король совершил рейд в графство Артуа, и местное население ужаснулось его военной мощи. Англичане старались запугать своих врагов и открыто демонстрировали силу. Становилось ясно, что готовится крупное наступление, и на этот раз Нормандия могла оказаться под угрозой.
Каждый новый день во Франции был тяжелее предыдущего. Цены на хлеб неумолимо ползли вверх, что лишь усиливало страх народа. Вытоптанные или выжженные поля были временно непригодны для вспахивания, количество мельниц после нападок англичан существенно сократилось. А даже тот мизер зерна, который удавалось производить, было слишком сложно и небезопасно перевозить по одичавшим, наводненным разбойниками дорогам.
Города, как могли, старались укреплять свою защиту, но денег катастрофически не хватало. Французский ливр почти ничего не стоил, а нужды только росли. Королю требовалось поддерживать армию, города нуждались в постоянных гарнизоны, чтобы отражать возможное нападение англичан. Попытка созванных Генеральных Штатов ввести и собрать военный налог не увенчалась успехом. Франция оказалась на пороге великого кризиса, и каждый ее житель ощущал это по-своему.
Кантильен Лоран, созвав своих помощников, заявил, что теперь вести допросы нужно будет особенно тщательно, ведь страна переживает тяжелое время, а это значит, что каждый ее обитатель будет искать утешения и спасения теми способами, которые сочтет возможными и доступными. Ересь была одним из таких способов.
Ересь.
Всю дорогу из Лангедока Вивьен вновь и вновь вспоминал рассказ Жозефины Байль. История ее дочери поразила его до глубины души. Не меньше поразила его и жестокая правда. Ансель де Кутт… Ансель Асье – катар. Еретик. Преступник, который должен быть немедленно арестован. В том, что Ансель Асье и их с Ренаром учитель фехтования – один и тот же человек, не было никаких сомнений. Слишком много совпадений, слишком многое – теперь Вивьен это понимал – выдавало в Анселе катара даже по его поведению. Вновь и вновь вспоминая его уклончивые речи, его строгость и сдержанность, его черные одежды и его особенное осуждение любых проявлений телесной близости, Вивьен с отчаянием понимал, что один из их лучших с Ренаром друзей еще двадцать семь лет назад должен был попасть на еретический костер.
«На моем месте ни один инквизитор не мешкал бы», – понимал Вивьен. – «Ни один не стал бы проявлять снисхождение к катару! Если я скрою свои доказательства и не расскажу о них Лорану, я и сам стану соучастником».
И все же, вспоминая уроки Анселя и беседы с ним, Вивьен сжимал кулаки от отчаяния, понимая, что не сможет так просто сделать выбор между еретиком и инквизицией.
«Я должен на него посмотреть», – думал Вивьен, чувствуя, как в его душе клокочет чернильно-черная ярость, сдержать которую всегда было так трудно. – «Должен заглянуть ему в глаза, должен понять, должен сделать выбор».
Встретиться с Анселем удалось не сразу после возвращения. Некоторое время он не появлялся в отделении инквизиции, да и работы у Вивьена и Ренара оказалось слишком много. На фехтовальные занятия, в которых они оба поднаторели, попросту не оставалось времени.
Лишь в середине осени 1355 года молодые инквизиторы сумели встретиться со своим учителем.
Заметив Анселя, Вивьен почувствовал в груди неприятную, тянущую боль. Учитель явился все в тех же черных одеждах, на лице его застыло привычное спокойствие и это несгибаемое, ему одному свойственное праведное смирение. Но при этом – будь она неладна! – в его глазах блеснула искренняя радость при виде учеников. Весь его вид словно говорил: «как же я скучал!», и это было невыносимо. Вивьен прекрасно знал, что чувства Анселя искренны. Если рассматривать идеологию катаров и ту острую ей приверженность, о которой поведала Жозефина Байль, Ансель вообще никогда не лгал. Он мог говорить уклончиво и обозначать лишь часть правды, но врать – особенно в том, что касалось любви и дружбы – он бы никогда не стал.
Быстро поздоровавшись с Ренаром, Ансель надолго задержал взгляд на Вивьене. Он не спешил приближаться, держался на расстоянии и изучающе смотрел на ученика. Вивьен также не торопился подходить к нему. Зрительный контакт он выерживал не без труда, пытаясь разграничить в своем разуме «Анселя-друга» и «Анселя-преступника».
Где проходила эта граница? Существовала ли она? Чем дольше Вивьен размышлял об этом, тем сильнее укреплялся в мысли, что ее не было.
Наконец, Ансель сделал несколько
