дурным тоном.
Вивьен криво ухмыльнулся. Казалось, Ансель оттачивал и взвешивал каждое свое слово. Он никому не доверял – особенно после того, что произошло в Каркассоне. И ведь даже при этом недоверии держался дружественно и, похоже, действительно беспокоился о бессоннице своего ученика.
– Пройдемся, Ансель? – предложил Вивьен. Он не хотел, чтобы их разговор состоялся так близко к постоялому двору.
– Почему бы и нет, – отозвался тот.
Они медленно направились в сторону Нотр-Дам-де-Руан по пустынным ночным улицам. Удалившись на достаточное расстояние от постоялого двора, Вивьен нарушил молчание:
– Скажи, Ансель, каково это было – покидать родные края, сбегая от чумы?
Ансель понимающе улыбнулся.
– Таким образом ты пытаешься поговорить со мной о том, как поступил твой отец? – вопросом на вопрос ответил он. – Если так, тебе вовсе не обязательно плавно подводить к этому разговор, ты можешь спросить моего мнения прямо.
– Пока что я задал вопрос, на который ты так и не ответил, – хмыкнул Вивьен. – Так каково было сбегать? Как чума пришла в Кутт? Кто был первым зараженным? Как ты понял, что пора спасаться и бросать родные края? Кто из твоих родных пал первой жертвой?
Ансель прерывисто вздохнул. Ему потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы собраться с мыслями.
– Вивьен, мор, он… везде одинаков, – нервно отозвался он. – И везде ужасен. Многие люди бегут от него, завидев на своих односельчанах первые признаки бубонов, и думают, что бегство поможет им спастись. Но помогает оно не всем, потому что в конечном итоге все оказывается в руках Господа. Видимо, когда родные края покидал я, Всевышний решил, что я заслуживаю избежать участи, постигшей моих родных.
Лицо Вивьена исказилось в нехорошей усмешке.
– И снова – ты не ответил ни на один из моих вопросов.
Ансель опустил взгляд, губы его сжались в тонкую линию.
– Кто из твоих родных заболел первым? – Вивьен развел руками. – Я вот, к примеру, даже этого не знаю. Когда чума пришла в Монмен, я был в Сент-Уэне. А ты, должно быть, видел, как заболели твои родные. Как это было?
Ансель нахмурился.
– Отчего такие вопросы?
– Любопытство, – ухмыльнулся Вивьен. – Ты никогда не рассказывал о себе, а я называю тебя своим другом. Вот и решил спросить.
– И из всех интересующих тебя тем ты решил выбрать эту?
– Ты прав, тема мрачная. Может, тогда поговорим о женщинах? – хмыкнул Вивьен. – Или эту тему ты не любишь еще больше?
Ансель заметно напрягся.
– Я… – он качнул головой, – я не особенно влюбчив.
– Но ты ведь любил кого-то хоть когда-нибудь?
Несколько мгновений Ансель медлил.
– Да. – Ответ вышел сдавленным и приглушенным. – В юности я был влюблен в одну девушку. Но, – Ансель покачал головой, – она не смогла принять моих чувств такими, какими они были.
– Почему?
Ансель тяжелым взглядом уставился на Нотр-Дам-де-Руан.
– У нас вышла большая ссора, после которой продолжение какого-либо общения было невозможно. С тех пор мы больше не виделись.
– Она осталась в Кутте во время чумы? – прищурился Вивьен.
Ансель вздохнул.
– Я не справлялся о ее судьбе, и сейчас, когда ты спрашиваешь об этом, я чувствую свою вину за излишнюю холодность.
– Что между вами произошло?
– Она… – он замялся. – Она предала меня. А я не оправдал ее ожиданий. – На губах его появилась нервная улыбка. – Вот, что бывает, когда между людьми возникает непонимание.
– Предала, – повторил Вивьен задумчиво. – Сильное слово. Ссора должна была быть очень жестокой, раз ты так говоришь.
Ансель передернул плечами.
– Таковой она и была. Очень жестокой.
– Что ты имеешь в виду под этим? Ты ее ударил?
– Боже, нет! – возмущенно воскликнул Ансель. – Я бы никогда…
Однако рука его сжалась в кулак, а в глазах вспыхнуло пламя прежней обиды. Теперь Вивьен понимал его позиции. Понимал, что именно чувствовал Ансель Асье в тот день, когда Люси Байль попросила его встретиться на другой стороне реки Од.
– Странное это место – Кутт, – непринужденно заговорил Вивьен. – По твоим словам складывается впечатление, что поселение было небольшим. Однако оно своими размерами легко позволило тебе много лет – с юности – ничего не знать о судьбе девушки, которая, получается, жила с тобой по соседству. Что же это за городок такой?
– На сегодняшний день я не уверен, что такое место есть, я говорил об этом не раз. – Ансель с жаром посмотрел на молодого инквизитора. – Вивьен, к чему ты задаешь мне все эти вопросы? Это допрос?
– Это простой разговор. Неужели ты считаешь, что инквизитор умеет только допрашивать?
Ансель нервно перебрал пальцами.
– Если это не допрос, то напомню тебе: твои вопросы затрагивают довольно болезненный период моей жизни, поэтому я не очень хочу о нем говорить. Ты ведь сам только что вернулся из Клюни, потеряв последнюю надежду на то, что кто-то из твоих родственников мог остаться жив. Ты должен понимать, каково это!
Вивьен остановился. Ансель сделал еще несколько шагов и также замер, обернувшись. В глазах Вивьена зажегся нехороший огонек.
– Я ненавидел своего отца за жестокость, которую он проявлял по отношению ко мне в детстве. Многих детей секут за непослушание, но Робер Колер расстарался на славу. Пару раз все думали, он убьет меня. Я узнал, что такое пытка гораздо раньше, чем впервые увидел допросную комнату. А потом отец отдал меня в монастырь ради спасения собственной шкуры. Я желал ему смерти, и она явилась за ним в 1348 году, когда в окрестности пришла чума, – холодно проговорил он.
В темноте было плохо видно лицо Анселя, но Вивьену показалось, что оно резко побледнело.
– Ты… отлучался не для того, чтобы идти по следу отца…
– Не для того. – Вивьен пристально посмотрел на него. – Я вел одно дело по своей личной инициативе. Разговаривал со свидетелями и нашел то, что искал.
– Что же ты искал?
– Ересь.
Это слово повисло в воздухе. Казалось, все звуки вокруг смолкли, оставив после себя лишь томительное напряжение.
– В… Клюни? – с трудом выдавил из себя Ансель. Вивьен вздохнул.
– Нет. В Каркассоне. В Нижнем Городе двадцать семь лет тому назад произошла одна история, в которой были замешаны люди Бенедикта XII. Тогда он был известен под именем Жака Фурнье. Инквизитора. По доносу одного из своих шпионов Фурнье приказал арестовать катаров, скрывавшихся в Каркассоне. Их было несколько семей. Дома были разрушены, а сами еретики сожжены на Sermo Generalis.
Ансель вздрогнул, не сумев совладать с собой. Вивьен продолжал:
– Свидетелей той истории почти не осталось. Зато осталась в живых мать одной девушки. Жозефина Байль. Она поведала мне то, что услышала, стоя под дверью, пока ее дочь
