Когда Тамсин очухалась от вечера с Берти Трентом в компании с Карлом Вторым и от потрясения, что нашлись драгоценности, от которых она было смиренно отказалась, считая потерянными, то она изволила обидеться на часть пари, связанную с ней. Должно быть, с той же самой простодушной решительностью, которая привела ее из корнуоллской глубинки в Лондон, она настояла на том, чтобы сопровождать Лидию. Более того, она продолжала досадовать на Трента с самой пятницы, когда последний раз беседовала с ним.
– Кажется, упомянутые джентльмены решили позавтракать чем-то другим, а не нашей пылью, – заметила Лидия. Она снова взглянула на часы. – Еще несколько минут и…
Какофония выкриков и свистков, раздавшаяся в толпе, прервала ее речь. Мгновением позже изящный тильбюри (легкий открытый двухколесный экипаж, распространенный в первую половину 19 века – Прим.пер.) с запряженной в него резвой гнедой влетел в ворота и устремился к стартовой отметке. Поравнявшись с Лидией, Эйнсвуд приподнял шляпу – ибо на сей раз она у него имелась – и ослепил девушку кривой ухмылкой.
Лидия пожалела, что не расположила свой экипаж поближе к краю дороги, тогда бы герцог встал справа от нее. В этом случае его заслонила бы от нее крупная фигура Трента.
А так между ними находилась только Тамсин, и поверх ее головки Лидия легко разглядела нахальную уверенность в непоколебимом спокойствии Эйнсвуда, порочный блеск зеленых глаз, надменно задранную челюсть. С тем же успехом от нее не укрылось, что элегантная одежда облегала его, как статую. Лидия почти чуяла запах крахмала, шедший от его шейного платка, чуть ли не чувствовала на ощупь выглаженные жесткие складки… и еще слишком живо помнила тепло и силу его мощного сложения, как бугрились его мускулы, когда она проводила по ним, как билось его сердце под ее ладонью.
Лидия ощутила, как дрогнуло в груди ее собственное сердце. Затем хлынул он, поток неуместных воспоминаний: мальчик, которого герцог потерял… две осиротевшие девочки… дети, спасенные им на Эксетер-стрит… маленькая цветочница… холодная бешеная ярость, когда он расправился с мерзким гадом в два жестоких удара кулаком… большое крепкое тело… сильные руки, которые могли поднять ее, словно она была не девушкой, а маленьким недоразумением… хриплый шепот «Ты такая красивая».
Однако она удостоила его лишь кивком, щелкнув крышкой, закрыла часы и убрала их прочь.
– Не терпелось меня увидеть, а, Гренвилл? – голос герцога перекрыл приветствующие их свист и вопли толпы.
– Что, поджилки затряслись, потому задержались, а, Эйнсвуд? – парировала Лидия.
– Ага, я трясся, – не остался он в долгу, – от предвкушения.
– А я предвкушаю встречу с вами – на финишной отметке, – тут же заявила она. – С вашим опозданием в милю.
В сторонке мошенники, осаждающие любое состязание, принимали в последний момент ставки, но из-за сумятицы в голове Лидия не могла разглядеть, в чью пользу перевес.
Все же, испытывала она смятение чувств или нет, а дороги назад не было. Лидия не могла отказаться от всего, ради чего работала – ради своей личности, вот чего она всегда добивалась – без битвы. А Лидия Гренвилл ни за что не вступит в схватку, ежели не намерена одержать победу.
– Внимание, – перекрыл рев толпы чей-то голос.
И зрители замолчали.
Собственное волнение Лидии улеглось.
Кто-то поднял наизготовку платок. Она сосредоточила на нем взгляд, крепко схватив хлыст. Затем раздался колокольный звон приходской церквушки, и белый полотняный квадрат, затрепетав в воздухе, упал на землю. Лидия щелкнула хлыстом… и они понеслись.
Старая Портсмут-роуд начиналась от Лондон-Бридж, тянулась через Саутворк мимо тюрьмы Маршалси и тюрем при Суде королевской скамьи, в направлении Ньюингтона и застав Воксхолла вплоть до тюрьмы Уондзуорт, и через Путни Хит до Робин-Худ-гейт.
Эту дорогу выбрала Лидия, приведя несколько разумных доводов. К восьми часам медлительные кареты на Портсмут уже проедут, миновав свой обычный маршрут, и образуется менее заполненный перерыв. Между тем быстрые экипажи, отправлявшиеся в тот же час от Пикадилли, поспешат приобрести преимущество над всадниками, совершающими маневры по землям приходов Ньингтона и Лэмбета. В результате на Робин-Худ-гейт, где намечена первая смена лошадей, и в месте, где сходятся медленные и быстрые экипажи, будет меньше опасности столкновения, подумала Лидия,
Неспешное движение на дорогах также подходило Клео, вороной лошади Лидии, которая привыкла преодолевать препятствия городских улиц, и можно было не опасаться, что она ввяжется в драку или налетит на какие-нибудь экипажи или людей, бросившихся ей под копыта.
К несчастью, выходило так, что выносливая бесстрашная Клео была не чета мощному мерину Эйнсвуда. Хотя тильбюри был почти так же тяжел, как и кабриолет Лидии, а вес мужчин служил компенсацией для их чуть более легкого транспортного средства, Эйнсвуд немного опережал Лидию на Воксхоллской заставе и быстро увеличивал разрыв в дальнейшем. К тому времени, как Лидия сменила лошадей на постоялом дворе «Робин Гуд», тильбюри уже скрылся из виду.
Лидия поймала брошенный на нее обеспокоенный взгляд Тамсин, когда они проезжали мимо Ричмонд-парк.
– Да, выглядит не многообещающе, – ответила Лидия на невысказанный вопрос. – Впрочем, не так уж безнадежно. Мне только требуется минута или около того удостовериться в этом животном, и мы приноровимся друг к другу.
Запряженная гнедая не была столь покладиста, как Клео, и шарахалась от каждой тени. Все же, к тому времени, как они миновали Кингстон-Маркет-сквер, воля животного вынуждена была покориться Лидии. Оказавшись в стороне от города, Лидия приказала компаньонке держаться крепче.
Резкого щелчка хлыста – на волосок от того, чтобы задеть лошадь – было довольно, чтобы гнедая, грохоча копытами, проскакала следующие четыре мили во всю прыть.
После быстрой смены на Эшер, Лидия бросилась в следующий этап, и, наконец, они завидели вдали на Кобхем-гейт тильбюри.
Трент крепко цеплялся за борт тильбюри, поглядывая назад на дорогу.
– Клянусь Юпитером, она снова там, – глухим голосом возвестил он. – Пропади оно пропадом, Эйнсвуд, не похоже, что они собираются сдаваться.
Вир посмотрел на небо. Над головами клубились тяжелые серые облака, и тот же бешеный поток, что гнал грозовые тучи, бил ему в лицо. Ветер, гулявший по просторам Пайнс Хилл, срывал увядшие листья с деревьев и нес их в сумасшедших вихрях по холмистой сельской местности.
Герцог уже выжал все из двух коней на пределе их выносливости и опережал соперницу достаточно, чтобы лишить силы духа любого трезвомыслящего человеческого существа.
