— Тогда нам надо ехать в Уиндхем. Это далеко? — спросила Летти.
— Нет, — ответил Дэвид. — Около двух часов езды на юг. Я провожу вас.
— Мы с Селиной поедем одни. Дэвид, объясни мне, как туда добраться.
Услышав решительный тон своей компаньонки, Селина открыла глаза. Летти принесла накидку и накинула ее на плечи Селины.
— Пойдем, — твердо произнесла она. — Мы найдем твоего мужа и вместе услышим причину, толкнувшую его на такой жестокий шаг.
Мрачная, грозовая ночь вполне соответствовала настроению Джеймса. Селина была его сестрой, дочерью его отца от Мэри Годвин.
Господи! Только не это! Но как он мог не верить этой женщине? Селина родилась через несколько месяцев после того, как Фрэнсис с женой и сыном покинули Англию. Но почему? Когда Джеймс сказал Мэри Годвин, что его отец ничего не знал, она тут же возразила, что его отец вряд ли рассказал бы сыну, что он изнасиловал женщину и оставил ее в положении.
«Твой дед настоял, чтобы его незаконнорожденная внучка росла в достатке в одном из фамильных поместий. Старый маркиз был глубоко верующим и порядочным человеком. Я отдалась на его милость. Я боялась, что Да-риус прогонит меня. Маркиз сказал, что он даст Фрэнсису шанс защититься от моих обвинений».
Когда показались белые стены Уиндхема, Джеймс повернул коня к морю, заставив животное спускаться по скалистому берегу. Яркая вспышка молнии рассекла черное небо и осветила бушующее море.
«Надо отдать должное твоему отцу, он не отказывался от совершенного им преступления. И чтобы утаить это от твоей матери, Фрэнсис покинул Англию. Маркиз убедил Дариуса удочерить Селину и скрыть мой позор, что он и сделал. Так что ты сам видишь, почему я не могла допустить эту свадьбу».
Джеймс это видел. Но это было больше, чем он мог вынести. И в конце жизни человек, который зачал Селину, все еще претендовал на Найтхед и на фамильные драгоценности. Несмотря на свою вину, он хотел, чтобы сын вернул этот дом. Фрэнсис не мог и предположить, что Джеймс и Селина полюбят друг друга.
— Черт возьми!
Ветер подхватил его голос, который тут же утонул в раскатах грома.
Будь ты проклят, отец!
Сильный дождь обрушился на землю. Заставляя коня двигаться вперед, Джеймс вглядывался вниз, на скалы, о которые разбивались высокие волны и с шумом откатывались назад. Вряд ли человек выживет в таком водовороте.
Конь задрал голову и испуганно попятился назад.
— Стой, — приказал Джеймс. — Стой, я тебе говорю. Но животное продолжало нервничать, и Джеймс оглянулся, чтобы узнать, что беспокоило коня, кроме шторма. И тут он увидел, что по тропинке в его сторону направлялись два всадника. Это были две женщины, одна из которых сидела прямо и вела в поводу другую лошадь. Вторая всадница совсем склонилась на шею коня.
Джеймс ждал. Две женщины ехали одни, в такую грозу? Они приблизились.
— Джеймс? Лорд Иглтон? Это вы?
Сердце замерло у него в груди.
— Нет, нет! Уходите!
Но они подъехали ближе, и Летти Фишер посмотрела на него из-под капюшона.
— Мы никуда не уедем, милорд. Я привезла вам вашу жену.
— О Господи! — Он отвернулся и закрыл глаза. — Ну почему я должен так страдать? Я умоляю, увези ее. Пусть она забудет о моем существовании.
Но Летти развернула коня и поравнялась с Джеймсом.
— Я никуда не уеду. И она никогда не забудет вас. И вы не забудете ее. Вы очень страдаете, милорд. Я вас умоляю, скажите, что случилось?
Он смахнул с лица капли дождя и взглянул на Селину. Даже в темноте было видно, что она вся промокла и без сил прижалась к шее коня.
У Джеймса сжалось сердце. — Она может заболеть. Умоляю, отвези ее домой и уложи в постель.
— Ее постель — это ваша постель, Джеймс.
— Нет! Не произноси больше этого слова!
— Селина — ваша жена!
— Хватит! — Селина приподнялась и ухватилась за седло. — Я больше не хочу ничего, Летти, Я не нужна ему. Давай уедем сейчас же.
— Джеймс, — настойчиво произнесла Летти, откинув с лица капюшон. — Мы не двинемся с места, пока вы не объяснитесь.
— Она может сильно заболеть, — сказал он, взглянув на бледное лицо Селины.
— Ответьте нам.
— Сказать? — Он как-то странно засмеялся и отвернулся. — Ну хорошо, я скажу. Очаровательная мать Селины нанесла мне визит и объяснила обстоятельства рождения ее дочери.
Когда Летти ничего не ответила, он взглянул на нее.
— Лучше бы не касаться этого предмета, мадам, но если вы настаиваете, то похоже, что между матерью Селины и моим отцом была… некоторая связь. У нас один отец, мадам. Этого вам довольно?
Сверкнула молния, и в ее призрачном свете Джеймс увидел мертвенно-бледное лицо Селины с огромными глазами, в которых застыл ужас.
— Я ошиблась, — произнесла Летти, схватив Джеймса за рукав. — Я не должна была допустить этого. Джеймс стиснул ее руку.
— Ты знала это?
Летти отрицательно покачала головой.
— Вы не понимаете. — Она повернулась и притянула ближе лошадь Селины. — Это все по моей вине. Мне было семнадцать лет, и я оказалась одна в большом доме, далеко от родных. А он был таким сильным и нежным… Мне было очень одиноко…
— Какое это имеет отношение к тому, что случилось сегодня?
— Годвины навещали моих хозяев, когда я была там горничной, и миссис Годвин поговорила со мной, когда хозяева собирались отослать меня.
— Это все не относится к делу. — Джеймсу было тяжело смотреть на Селину, но он не мог и отвести взгляд от ее лица.
— Этот мужчина был их гостем, французом. Он говорил, что хочет утешить меня и… и Селина родилась после этого утешения. Он так нежно говорил со мной и завлек меня… а потом уехал навсегда. Когда я приходила к вам сегодня утром, я хотела предупредить, что Годвины ни перед чем не остановятся, чтобы добиться своего.
Джеймс неуверенно повернулся к Летти.
— Так Селина…
— Да, — тихо ответила женщина. — Селина — моя дочь. Годвины не могли иметь детей. Они убедили меня позволить им удочерить ее. За это они обещали заботиться обо мне и о ней и разрешали мне быть рядом с Селиной.
Кровь застучала в висках Джеймса.
— Ты позволила этим людям использовать Селину? Позволила им издеваться над ней и заставлять выйти замуж за этого развратного мерзавца Лечвита.
Летти подняла голову.
— Я всегда заботилась о ней. Я бы не допустила, чтобы с ней случилось что-то ужасное. Я бы скорее сбежала с ней, чем позволила им выдать се за Лечвита. Но тогда у меня не было выбора, Я сама была ребенком. Я бы ничего не смогла ей дать.
— Ты могла бы дать ей свою любовь.
— Я дала ей любовь, — прошептала Летти. — Но любовью нельзя накормить или одеть. Я сделала то, что казалось мне лучшим, но потом уже было поздно.
