— Там, — прошептала Изабелла, показав на фигуру, прикованную у дальней решетки. — Это абсолютно неприемлемо. — Она передала Жаклин корзину и с притворной улыбкой повернулась к надзирателю: — Дорогой сэр, не вернуться ли нам в вашу контору, где мы обсудим изменение условий для лорда Дрейка.
Она взяла его за руку, словно это один из ее любящих оперу друзей. А он был просто стяжателем, который благоденствовал на минимальном уменьшении страданий заключенных. Она увела его, весело болтая по дороге, будто находилась в великосветском салоне.
Если Изабелла могла выглядеть бесстрашной, она тоже сможет, решила Жаклин. Она расправила плечи и обошла загон, стараясь не обращать внимания на жалобные крики заключенных, у которых не было никого, кто мог бы принести им необходимые вещи. Она мысленно пообещала, что в следующий раз принесет две корзины.
Ей удалось подавить нарастающий ужас, но когда она подошла к Гейбриелу, крик застрял у нее в горле. Она проглотила его. Как она сможет утешить Гейбриела, если позволит себе расслабиться?
Он сидел, непривычно сгорбившись, на руках и ногах кандалы, тяжелые цепи привязывали его к кольцу в полу. Спина куртки была покрыта коричневыми полосами, у его левого бедра растеклась маленькая красная лужа. Видимо, его били палками или хлыстом, после чего снова натянули куртку, и на открытых ранах запеклась кровь.
Жаклин всхлипнула.
Он повернулся к ней, потом, гремя цепью, с трудом встал.
— Лин, ты не должна здесь быть.
— Мое сердце здесь. Где еще я должна быть? — Она протянула руку сквозь прутья.
Гейбриел шагнул вперед, насколько позволяла цепь, и с большим усилием, но сумел коснуться ее пальцев.
— Мама договаривается, чтобы тебя перевели отсюда.
Сначала о деле, приказала она себе. Если она сосредоточится на улучшении его условий, она может отложить мысль о виселице на потом.
— Кажется, Сесил Одбоди добивается большего, чем я предполагал. Вряд ли у твоей матери хватит денег, чтобы Пинкней изменил его приказы.
— Ты недооцениваешь силу убеждения Изабеллы Рен, — сказала она, заставив себя улыбнуться.
— Это не имеет значения. Скажи матери, пусть сохранит деньги. — Гейбриел покачал головой, — Буду я следующие две недели спать на хороших простынях или на холодном камне, все равно меня повесят.
— Нет, я отказываюсь в это верить. Мама убедит одного из своих высокопоставленных друзей обратиться к королю.
— Мое прощение ограничено этим пунктом. Если я появлюсь в Лондоне, прощение будет аннулировано, приговор вступит в силу без суда и дополнительного снисхождения его королевского величества, — процитировал Гейбриел.
— Ты знал, что может случиться, и все равно поехал. Ради Бога, почему?
— Мое сердце было здесь, — улыбнулся он. — Где еще я должен быть? Мне надо было увидеть тебя, Лин. Ты уехала раньше, чем я успел сказать, как сильно тебя люблю.
Жаклин прикрыла рот ладонью, чтобы заглушить рыдания. А когда опустила руку, ее губы беззвучно двигались в признании: «Я тоже люблю тебя».
— Я не мог продолжать этот фарс женитьбы на ком-нибудь еще. И прежде чем ты рассердилась на меня…
— Гейбриел, я никогда больше не стану на тебя сердиться, — пообещала она, вновь обретя голос.
— Хотелось бы мне прожить столько, чтобы ты сдержала обещание, — усмехнулся Гейбриел. — Но я хотел сказать, чтобы ты не беспокоилась насчет Драгон-Керна. Я не пренебрег своим долгом. Мери присматривает за девочками. Если я не вернусь… Когда я не вернусь…
— Даже не говори так.
— Послушай меня. Я знаю, чем это грозит. Мери обещал мне заботиться о тебе и девочках до конца своей жизни. Может, вы не будете жить с шиком, но старый пират не даст вам голодать. Если случится худшее, я приказал ему распродать весь скот и все, что не прибито гвоздями. Мери поделит доход среди арендаторов. Они могут делать с этим, что захотят. Но я велел ему проследить, чтобы они уехали до того, как король назначит владельца, или же их заставят все это вернуть.
— Пират, отдающий свое богатство, — тихо сказала Жаклин. — Ты настоящий лорд. Твой отец гордился бы тобой, Гейбриел.
Он пожал плечами, сморщившись от боли.
— Я надеялся, что заставляю гордиться тебя.
— Я всегда тобой гордилась и горжусь, — пылко ответила Жаклин. — Я хочу сказать тебе кое-что еще…
— Дрейк! — раздался пронзительный голос Пинкнея. Они с Изабеллой появились в сопровождении трех крепких охранников. Надзиратель бросил Гейбриелу длинный ключ. — Снимешь кандалы, иди к двери. Эта леди заплатила за облегчение твоей ноши.
Изабелла торопливо подошла к дочери, одарив Гейбриела приятной улыбкой.
— Я придерживаюсь своего первоначального мнения о вас, лорд Дрейк. Горячая ванна, хороший портной, и вы будете красавцем.
— Жаль, что следующая леди в его танцевальной карточке — мадам Виселица, — сказал Пинкней, непристойно засмеявшись собственной шутке. — Но раз у мадам есть деньги, мы приведем его в порядок для этой леди.
Надзиратель велел охранникам присматривать за Гейбриелом, когда он будет в одиночной камере. Если бы Гейбриел находился в хорошей форме, ему бы не составило труда справиться с ним. А сейчас он двигался с таким усилием и с такой явной болью, что у Жаклин сердце кровью обливалось. Перед отправкой в Ньюгейт его жестоко избили.
Одиночные камеры предназначались для тех, кто имел деньги, чтобы избежать грязи центральной зоны. Новый приют Гейбриела был размером с буфетную дворецкого, зато мог похвастаться узкой пружинной кроватью и зарешеченным окошком с его ладонь.
Гейбриел опустился на скрипучую кровать. Жаклин подозревала, что с такими ранами на спине он просто не мог лежать, но ему хотя бы удобно сидеть. По сравнению с тем загоном эта камера была просто апартаментами для гостей в Виндзорском замке.
— Нам требуется сидячая ванна, полная воды, горячей воды, напоминаю, — сказала Изабелла. — Мыло хорошего качества и целебная мазь. Что-нибудь от достойного уважения травника. Я не потерплю вашего медвежьего жира и сажи.
Изабелла тоже заметила кровавые следы на куртке Гейбриела. И когда она еще больше опустошила свой кошелек в жадную руку надзирателя, Жаклин подумала, что Господь был особенно добр к ней, выбрав ей в матери Изабеллу.
Наконец ванна была готова, и тюремщики вышли, сделав несколько грубых, непристойных замечаний.
— А теперь, — сказала Изабелла, — снимайте ваши тряпки, лорд Дрейк.
— Я привык мыться сам, — осторожно заметил он.
— Может, ты привык и мыться, и лечить спину? — осведомилась Жаклин.
