Подойдя к ней, он заметил внутри что-то яркое и вскоре понял, что это розовый зонтик. Зонтик притягивал его к себе, как магнит: он был уверен, что зонтик этот – ее. Войдя в беседку и сев на шаткую скамью, он поднял и взял в руки шелковую вещицу и стал вертеть ее, разглядывая резную рукоятку, выполненную из какого-то редкого, с приятным ароматом дерева, Арчер поднес к губам рукоятку зонтика.
Вдруг он услышал шуршание юбок о решетку и замер, стиснув рукоятку обеими руками и опершись на нее. Не поднимая глаз, он слушал приближавшийся шорох юбок. Он знал, что это должно было случиться!
– О, мистер Арчер, – громко воскликнул чей-то молодой голос, и, подняв глаза, он увидел перед собой самую молодую и толстую из мисс Бленкер, блондинку, растрепанную, в запачканном муслиновом платье. Красное пятно на щеке свидетельствовало о том, что еще недавно щека эта прижималась к подушке, а заспанные глаза девушки смотрели радушно, но с некоторым смущением.
– Господи, откуда это вы свалились? Меня, видно, сон сморил в гамаке, а все остальные уехали в Ньюпорт. Вы звонили? – бессвязно сыпала она вопросами.
Арчер был смущен даже сильнее, чем она.
– Я… нет… я только собирался. Мне пришлось здесь на острове быть неподалеку, лошадь смотреть, и я подъехал, думал, может, повидаю миссис Бленкер и ваших гостей. Но дом, как показалось мне, пуст, и я здесь решил подождать.
Мисс Бленкер, стряхнув с себя остаток сна, глядела на него с возрастающим интересом.
– Дом и вправду пуст. Мамы нет, маркизы тоже, как и остальных. Только я осталась. – Теперь взгляд ее выражал легкий упрек. – Вы что, не знали, что профессор и миссис Силлертон устраивают сегодня прием в саду для мамы и всех нас? А я, к несчастью, не смогла поехать, потому что у меня горло заболело, и мама побоялась возвращаться поздно вечером. Подумайте только, какая неудача! Конечно, – весело добавила она, – знай я, что вы заедете, я бы не так горевала!
Налицо были всем симптомы неуклюжего кокетства, и Арчер, набравшись храбрости, прервал ее вопросом:
– А мадам Оленска тоже уехала в Ньюпорт?
Мисс Бленкер удивленно взглянула на него:
– Мадам Оленска… разве вы не знаете, что ее вызвали?
– Вызвали?
– О, мой зонтик! Я одолжила его этой глупышке Кейти, потому что он так чудесно подошел к ее лентам, а эта растереха, видно, его здесь оставила. Мы, Бленкеры, все такие несобранные, безалаберные… богема, да и только! – Сильной рукой она раскрыла зонтик, розовым куполом взметнувшийся над ее головой.
– Да, знаете ли, Эллен, она разрешает называть себя Эллен, вчера отсюда вызвали. Пришла телеграмма из Бостона, и она сказала, что на два дня уедет. Мне так нравится ее прическа! А вам? – верещала мисс Бленкер.
Арчер смотрел сквозь нее, словно она была прозрачной. Все, что он видел, – купол розового зонтика над ее глупо хихикающей головой.
После секундной заминки он рискнул спросить:
– А вам, случайно, неизвестно, почему мадам Оленска отправилась в Бостон? Надеюсь, не по причине каких-то дурных известий?
Слова его мисс Бленкер встретила с веселой недоверчивостью.
– Ну, не думаю. Что там в телеграмме, она нам не сказала. Думаю, не хотела, чтоб б этом узнала маркиза. Она так таинственно-романтична, верно? Не напоминает вам миссис Скотт-Сиддонс, когда декламирует «Сватовство Джеральдины»? Вы ее когда-нибудь видели на сцене?
Арчер торопливо пытался разобраться в хаосе теснившихся в голове мыслей. Казалось, перед ним внезапно развернулась картина будущего, и в бесконечной пустоте он видит удаляющуюся фигурку мужчины, которого в жизни уже ничего не ждет. Он обвел взглядом запущенный сад, покосившийся дом, дубовую рощу, уже погружавшуюся в сумерки. Он был так уверен, что это будет местом, где он отыщет мадам Оленска, а она далеко. И даже розовый зонтик, как выяснилось, принадлежит не ей.
Он нахмурился в нерешительности:
– Вы, должно быть, не знаете, но завтра мне надо быть в Бостоне. Если б мне удалось повидать ее…
Он чувствовал, что мисс Бленкер уже теряет к нему интерес, хотя и сохраняя на лице улыбку.
– О да, конечно! Как это мило с вашей стороны! Она остановилась в Паркер-Хаусе. Должно быть, там ужасно при такой погоде.
Фразы, которыми они обменивались потом, доходили до его сознания лишь частично. Запомнилось только, что он стойко не поддался на ее уговоры дождаться возвращения семейства и, прежде чем отправиться домой, выпить с ними чаю. Наконец он, по-прежнему сопровождаемый мисс Бленкер, выбрался из пределов досягаемости невидимой стрелы деревянного Купидона, отвязал своих лошадей и пустился в обратный путь. На повороте тропинки он увидел стоявшую в воротах мисс Бленкер, которая махала ему вслед розовым зонтиком.
Глава 23
На следующее утро, сойдя с фолл-риверского поезда, Арчер погрузился в парящий бостонский зной середины лета. Привокзальные улицы пахли пивом, кофе и подгнившими фруктами, а обряженное в платье с короткими рукавами население двигалось по ним с ленивой неуклонной целеустремленностью гостей пансиона, тянущихся в ванную.
Арчер раздобыл извозчика и поехал в Сомерсет-клуб позавтракать. Даже в фешенебельных кварталах царил дух какой-то домашней неряшливости, какой даже в самую убийственную жару не знают европейские города. На ступенях богатых домов прохлаждалась прислуга в платьях из набивного ситца, а Общественный парк выглядел, как лужайка наутро после шумной и пьяной попойки. Трудно было представить себе антураж более неподходящий Эллен Оленска, чем изнывающий от жары пустынный Бостон.
Он позавтракал – вдумчиво и с аппетитом, начав с ломтика дыни и просматривания утренней газеты в ожидании тостов и яичницы. С тех пор, как он объявил Мэй накануне вечером, что у него есть дело в Бостоне и что он должен отплыть туда на фолл-риверском пароходе, чтобы на следующий же вечер отправиться в Нью-Йорк, он чувствовал прилив сил и необыкновенной энергии. Ранее предполагалось, что в город он вернется в начале недели, но, вернувшись из Портсмута, он обнаружил на уголке стола в холле адресованное ему письмо с работы, и этот явный подарок судьбы послужил достаточным оправданием внезапного изменения планов. Он даже немного устыдился той легкости, с какой все им было проделано – в какой-то момент он с неловкостью осудил сходство этого своего вранья с ловкими ухищрениями Лоренса Лефертса, которыми тот обеспечивал свой свободный образ жизни. Но совесть недолго его мучила, ибо он находился не в том настроении, чтобы углубляться в анализ.
После завтрака, когда он курил папиросу, проглядывая «Коммерческий вестник», в зале появились два-три знакомых, с которыми он обменялся приветствиями, – в конце концов, это был все тот же его мир, хотя он и чувствовал себя так, будто ускользнул из него, перейдя в другое измерение, преодолев пространство и время.
Взглянув на часы и убедившись, что уже полдесятого, он встал и отправился писать
