Впрочем, судя по всему, ей не стоило бояться случайной встречи с Хоксли. Фиби, которая за время пребывания в крыле для прислуги подружилась с двумя местными горничными, рассказала, что граф, как они успели заметить, незадолго до рассвета, без всяких объяснений, уехал из Роузмонт-Холла. С одной стороны, Мора радовалась, что теперь не скоро увидится с Гейбриелом, но, с другой стороны, ее очень удивил тот факт, что он не предупредил ее об отъезде и даже не счел нужным попрощаться.
— Пожалуйста, деточка, отойди от окна, — зазвучал знакомый ласковый голос у нее за спиной. — Ты уже битый час стоишь там и смотришь на дождь, а ведь тебе и без того тоскливо. Не надо, это не поможет тебе.
Мора оглянулась через плечо на вдовствующую герцогиню, которая уютно устроилась на одном из парчовых диванчиков в дальнем конце комнаты. Пожилая дама возвращалась в Лондон в одной карете с женщинами семьи Давентри, за что Мора была очень ей признательна. Если бы не она, тетушка наверняка за время долгой дороги замучила бы Мору нравоучениями.
Однако, как только они вошли в городской дом Олбрайтов, Оливия тут же потащила племянницу в спальню маркиза и в красках поведала ему обо всех проступках Моры.
Как будто угадав ее мысли, Теодория подалась вперед, внимательно глядя на девушку.
— Ты еще не рассказала мне о том, что случилось вчера, — заметила она. На ее морщинистом лице читалась искренняя тревога. — Как я поняла, Оливия изрядно попортила тебе нервы.
Мора вспыхнула. Это слишком мягко сказано! Тетя была в ярости. Она выложила все до мельчайших подробностей, и бедная девушка просто не знала, куда деться от стыда. Никогда раньше Оливия не набрасывалась на нее с оскорблениями, тем более публичными. В этот момент в комнате находились Джиллиан с Коннором, которые недавно вернулись домой и зашли проведать Олбрайта, так что унижение было полным.
Девушка пересекла комнату, опустилась на диван рядом с пожилой дамой и устало вздохнула.
— Она обвинила меня в том, что я лишила всю нашу семью возможности оправдаться в глазах светского общества. По ее словам, я неблагодарная, эгоистичная, совершенно испорченная, и меня следует, как можно строже наказать. — Она покачала головой и криво усмехнулась. — Слава Богу, папа — человек понимающий. Он очень спокойно выслушал ее тираду, потом похлопал меня по руке и сказал, что всегда считал лорда Уолдрона напыщенным занудой, и что ему не очень-то хотелось иметь такого зятя.
Сегодня вечером я вышла из своей комнаты после ссоры с Филиппом и увидела Мору, прятавшуюся в холле. Она наверняка все слышала и посмотрела на меня с такой ненавистью, что я невольно отпрянула. Я давно жила обособленной жизнью и не замечала того, как отдаляются от меня мои девочки. Так вот чего я добилась своими неуклюжими попытками завоевать внимание мужа? Как я могла забыть, что, обижая их отца, я тем самым наношу обиду и им? Филипп пытался мне это объяснить, но я не хотела его слышать. Однако теперь, когда я сама в этом убедилась, пришло время провести переоценку ценностей. Господи, только бы я не опоздала! Нет ничего страшней, чем потерять любовь дочерей…
Из дневника Элис Маршан 10 августа 1813 года
Как только Мора с Теодосией перешагнули порог магазина Вайолет, звон колокольчика над стеклянной дверью возвестил об их прибытии.
Стояла зловещая тишина. Вешалки с яркими костюмами были без присмотра, и услужливые продавцы совсем не спешили к вошедшим клиентам.
— Где все? — удивленно прошептала вдовствующая герцогиня Море на ухо.
— Не знаю, — так же тихо ответила девушка. По ее спине внезапно пробежал холодок — первый признак дурного предчувствия. В самом деле, как странно! Обычно в магазине полно посетителей, особенно в сезон балов, когда все покупают костюмы для маскарадов.
— Вайолет? — позвала она, снимая промокшую шляпку и внимательно оглядывая помещение. — Ты здесь, Вайолет?
Тишина была подозрительной. Подруга так и не появилась, поэтому тревога росла с каждой секундой. Что же могло случиться?
Схватив Теодосию за руки, она тихо проговорила:
— Подождите здесь, ваша светлость.
Пожилая дама хотела возразить, но не успела. Мора резко развернулась и направилась в глубь магазина.
— Вайолет, я получила твою записку. Ты написала, что хочешь поговорить со мной о чем-то важном, и я пришла, как только смогла.
По-прежнему никакого ответа. У Моры сильно закололо в затылке. Дойдя до прилавка, она заглянула в арочный проем, ведущий в подсобное помещение, но ничего не увидела, кроме рядов сложенных друг на друга коробок и вешалок с костюмами.
— Не понимаю… — начала она, оборачиваясь к герцогине, но в этот момент краем глаза заметила, что из-под прилавка что-то торчит. Нога в туфельке!
Мора вскрикнула и подбежала ближе. Бледная как смерть Вайолет лежала без движения на дощатом полу. Из большой раны на лбу сочилась кровь, но она, похоже, еще была жива: грудь поднималась и опускалась — значит, она дышала.
— Ваша светлость, пожалуйста, пошлите вашего кучера за врачом! Быстрее! — крикнула Мора через плечо, нагибаясь к подруге. Она пощупала пульс — он был нитевидным. Когда-то ее мама лежала точно в такой же позе… Но в отличие от маркизы Вайолет была еще жива. Правда, никто не знал, сколько она продержится, поэтому медлить было нельзя.
— Извините, леди Мора, но я не позволю вам это сделать, — неожиданно произнес мужской голос.
Сердце ее упало. Она быстро обернулась и увидела, как Теодосия медленно оседает на пол — такая же бледная, как Вайолет.
Возле нее стоял лорд Страттон. Одежда на нем была рваной и грязной, вокруг лица сальной паклей топорщились спутанные волосы. У него был такой вид, будто он побывал в серьезной драке.
Пистолет в его руке, которым он только что ударил вдову в висок, был нацелен прямо в сердце Моры. Девушка судорожно сглотнула и в ужасе схватилась рукой за горло.
— Лорд Страттон, — пробормотала она, — что вы здесь делаете?
— Навожу порядок. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Я отлично умею наводить порядок.
При этих словах сердце Моры забилось чаще. Неужели преступник все-таки лорд Лэнскомб?
— Вы хотите выгородить отца? — спросила она дрожащим голосом. — Он убил мою маму, да? А вы это знаете и теперь заметаете его следы.
Он покачал головой, ухмыляясь:
— Мой отец здесь ни при чем. Я заметаю свои следы.
— Ваши?..
Мора заметила безумный огонь в прищуренных глазах Страттона и вдруг все поняла. Их многочисленные случайные встречи на протяжении последних лет, как части головоломки, сложились вдруг в цельную картину. Она вспомнила, как он называл ее «Иезавель» язвительно-злобным тоном, как обвинял в том, что она ничуть не лучше своей матери.