Дик засмеялся.
— Капитаны всегда так говорят. А на самом деле каждый капитан любит свой корабль. Если «Либерти» потерпит крушение, мы сядем в шлюпки. А может, нас захватят пираты…
Лорея начала плакать.
— Успокойтесь! — сказала Тамар двум старшим. — Все будет в порядке, дорогая. Наш корабль не потонет.
— Откуда ты знаешь, матушка? — спросил Дик.
— Потому что капитан не даст кораблю потонуть.
Она заметила, что дети готовы поверить этому.
Качка усилилась. Ветер отчаянно завывал, волны кипели и с силой ударяли о борт хрупкого «Либерти». Вошел, спотыкаясь, Хьюмилити.
— Ужасная ночь, жена. Ужасная ночь. Я только что услышал страшную новость. Человека смыло за борт.
— Человек за бортом! Человек за бортом! — резко закричал Дик.
— А они не могут спасти его? — спросила Тамар.
Хьюмилити посмотрел на нее и не ответил. Он не хотел говорить при детях, что в такой шторм спасти упавшего в воду невозможно.
— Это один из матросов, — объяснил Хьюмилити, — вчера я слышал, как он изрыгал ужасные проклятия. Как знать, что ждет нас завтра?
Тамар с мрачным видом подумала, что если шторм усилится, то завтра для них может и не быть. «Либерти» корабль непрочный, а такой шторм не всякий мощный корабль выдержит.
Что-то сейчас делает Бартли? Она с гневом подумала, что он должен был знать, какой опасности подвергает их.
Она прижала детей к себе. Маленькая Лорея захныкала. Страшный грохот, дикое завывание ветра и бешеная качка до смерти испугали малышку.
Хьюмилити перевел взгляд с жены на детей и сказал:
— Мы не можем опуститься на колени, корабль слишком сильно качает. Будем молиться стоя. Господь простит нам это. Дети, молитесь вместе со мной. Будем молить Бога помочь нам пережить эту ночь, коли на то будет Его святая воля.
— Если на то будет Его воля, незачем и просить Его об этом. А если Его воли на то не будет, тоже незачем и просить Его. Вы зря тратите слова.
— Я не желаю, чтобы моя жена произносила столь недостойные слова… да еще в такую пору.
— В такую пору! Так вы в пору опасности ждете от меня слезливого лицемерия? Что же я должна сейчас просить Бога о помощи, коли раньше ее не просила?
— Вы намеренно не желаете меня понять.
— О нет! — крикнула она. — Я отлично вас понимаю.
«Да, — думала она, — я понимаю, что ненавижу вас, муж мой! Что я стыжусь, что вышла за вас и родила от вас детей. Я хочу лишь Бартли… хочу столь же страстно, как он хочет меня. Быть может, это не любовь. Но сколь глупа я была, ожидая любви! И надо же думать об этом в такую минуту! Кто знает… через секунду… через час, прежде чем настанет утро, корабль может разломиться пополам, и мое тело, и тело Бартли опустятся на дно морское».
Глядя на мужа, который сидел вцепившись в койку и с закрытыми глазами шептал слова молитвы, Тамар почувствовала, как на нее нахлынула огромная волна ненависти, столь же сильная, как ветер, который рвал снасти, как волны, которые колотились о борта корабля со злобной решимостью потопить его.
Хьюмилити открыл глаза, и она заметила, что муж бросил на нее взгляд и быстро отвернулся.
Он подумал, что Тамар выглядит моложе, чем в последнее время, походит на юную девушку, какой была до рождения детей, когда смотрела, как он работает в саду, и дразнила его. В этот момент щеки ее розовели. Волосы рассыпались по плечам, и она не хотела прибирать их. Он знал, что девушка дразнит его, склоняет к греху. Она соблазняла его, зная, что дьявол стоит рядом с ним и шепчет ему, как когда-то шептал Иисусу. Дьявол показывал ему его жену, как показывал Иисусу земное царство. «Она — твоя жена, — говорил дьявол, — а разве желание спать с женой — плотская похоть?» — «Для такого, как я, да», — ответил он. «Да ведь она же твоя жена», — настаивает голос из темноты. «Я взял эту женщину лишь для того, чтобы нарожать детей для Нового Света, а вовсе не за красоту. А еще оттого, что у нее буйный нрав и она нуждается в постоянном наставлении. Тело у нее хорошее, сильное, предназначенное для родов… Я вовсе не из-за похоти… не из-за похоти…»
Но огонь затаенной ненависти в глазах Тамар говорил ему: «Ты обманываешь себя, Хьюмилити. Чувство, которое ты испытываешь ко мне, называется похотью. И однажды, стоя пред троном Господа Всемогущего, тебе придется признать это».
Хьюмилити закрыл глаза, чтобы не видеть ее красоту и этот огненный, пронзительный взгляд. Он молился о том, чтобы шторм не потопил корабль, чтобы они могли достичь земли обетованной и вести праведную жизнь. Он молился, чтобы не уступить этой чувственной распутной женщине, соблазняющей его. Он молил Бога о спасении корабля, но его тайная мольба была о спасении души.
После шторма на несколько дней установился штиль. Лишь изредка воду подергивала легкая зыбь, а небо было такое же голубое, как глаза капитана. Боцман и его помощник чинили порванные во время шторма паруса, у плотника тоже было полно дел. Повар и стюард по приказу капитана готовили деликатесы для больных из числа пассажиров и команды: немного риса с сахаром, корицей и черносливом, тушеную баранину и ростбиф.
Хьюмилити собрал свою паству на верхней палубе. Тамар слышала, как он с чувством распевает псалмы. Они благополучно пережили шторм, но были еще слабы от перенесенного страха и истощения. Господу угодно, чтобы они обрели свой дом в земле обетованной.
Бартли подошел к Тамар и встал рядом с ней.
Она повернулась и посмотрела на него.
— Рис с сахаром и корицей, — сказала она, — даже для простых матросов. Меня удивляет подобное внимание с твоей стороны.
— Это вовсе не баловство. Это диктуется здравым смыслом. Мои парни промокли до нитки, дрожали от холода, их может свалить жестокая лихорадка, если я не позабочусь о них. Такие деликатесы, как рис с мясом, немного свежей подслащенной воды с имбирем и корицей и, разумеется, сухое белое вино могут спасти человеку жизнь. А если продолжать кормить его соленой рыбой с растительным маслом и бобами… он не оправится. Эта еда хороша в обычных условиях, но не после шторма. Если я хочу сохранить своих людей, то должен угощать их деликатесами. Этой команде нет цены, и я должен беречь каждого матроса, не подвергая опасности его жизнь. Что, если мы снова попадем в шторм? Или встретим врагов? Нет, так поступать мне подсказывает здравый смысл. Боже! До чего напыщенно и слащаво говорит этот проповедник! Тамар, почему ты вышла за него?
Она отвернулась, но он положил ей руку на плечо, и как она ни пыталась стряхнуть ее, это не удавалось.
— Жизнь на море полна опасностей, — продолжал он, — мы могли остаться дома… ты и я… О, не сейчас. Семнадцать лет назад.
— Для чего возвращаться назад? Я предпочитаю смотреть вперед.
