Анжелика не могла не замечать успехов Давида на любовном поприще. Она и сама смотрела на него иными глазами: если прежде неловкие ухаживания юноши сильно раздражали ее, то теперь его дерзкие взгляды немного смущали, но были приятны. Она продолжала обращаться с юным поваром жестко, порой сурово, как обращаются с младшим братом, но иногда в ее словах проскальзывало легкое кокетство, за которое Анжелика себя неизменно корила. Смех и шутки, которыми они обменивались, хлопоча вокруг вертелов, были не лишены вызова, свидетельствующего, что мужчину и женщину тянет друг к другу и они стараются замаскировать влечение невинными фразами.
Бывало, Анжелика с иронией спрашивала себя, не случится ли однажды, что развлечения ради она уступит этой взбалмошной юной страсти. К тому же молодая женщина нуждалась в Давиде, потому что без его помощи почти невозможно было рассчитывать на успех задуманных ею идей. Например, если открыть две-три лавочки на ярмарке Сен-Жермен, то, чтобы дело пошло в гору, работать там должен именно Давид. Другой опорой Анжелики был Одиже: с ним были связаны надежды наладить производство и продажу шоколада и прохладительных напитков. Значит, с ним тоже надо поддерживать хорошие отношения. Поклонника, чья страсть с каждым днем становилась все более глубокой, нельзя отвергать. Причем не могло и речи идти о том, чтобы удержать его мимолетными ласками — в отличие от Давида. За одну ночь, если бы она решилась подарить юноше право коснуться своего «божественного тела», он навек превратился бы в ее преданного раба. Но в Одиже Анжелика несколько опасалась упорства зрелого мужчины, который уже пережил возраст мимолетных увлечений и доселе не поддавался страстям. Этот спокойный мещанин, слуга, не опускающийся до угодливости, потомственный военный — человек открытый, храбрый и при этом от рождения осторожный и расчетливый делец. Он никогда не позволит водить себя за нос. И хозяйка «Красной маски» лишний раз порадовалась отсутствию Одиже.
Анжелика стряхнула песок с листа, на котором делала свои расчеты. Она снисходительно усмехнулась.
«Ну вот, я оказалась между поварами, каждый из которых пылает ко мне нежной страстью, и каждый меня любит на свой манер! Надо думать, это издержки профессии… Жар очага плавит их сердца, как жир индейки».
В комнату вошла Жавотта, чтобы помочь хозяйке раздеться и расчесать волосы.
— Что за шум у входной двери? — спросила Анжелика.
Доносившийся звук не был похож на условный сигнал Грязного Поэта.
— Не знаю. Наверное, крыса царапает дверь. Я это уже давно слышу.
Шум усилился, и Анжелика, спустившись в прихожую, разобрала, что царапанье раздается не снизу, а из смотрового окошка в центре двери. Молодая женщина отодвинула створку и тихонько вскрикнула, когда через решетку протиснулась и потянулась к ней крошечная черная лапка.
— Это же Пикколо! — воскликнула Жавотта.
Анжелика откинула засовы, открыла дверь, и обезьянка бросилась ей на руки.
— Что случилось? Она никогда не прибегала сюда одна. Похоже… и правда, она оборвала свою цепочку.
Обеспокоенная Анжелика отнесла зверька к себе в комнату и посадила на стол.
— Ой-ой-ой! — смеясь, воскликнула служанка. — Только взгляните, какая она смешная! Вся шерсть слиплась… да она перепачкалась в какой-то красной краске. Наверное, в вино свалилась.
Погладив свою любимицу, Анжелика заметила, что ее пальцы стали липкими и красными. Она понюхала их и тотчас побледнела, как полотно.
— Это не вино, — произнесла она, — это кровь!
— Она ранена?
— Сейчас посмотрю.
Анжелика сняла с обезьянки расшитый камзол и короткие штанишки, тоже влажные от крови. Но на обезьянке не обнаружилось и следа ран, хотя бедняжка дрожала всем телом.
— Что случилось, Пикколо? — тихо спросила Анжелика. — Что произошло, дружочек? Расскажи мне!
Обезьянка посмотрела на хозяйку живыми широко раскрытыми глазами. Внезапно она отпрыгнула назад, схватила коробочку с сургучом и пошла, серьезно потряхивая коробочкой перед собой.
— Ай да плутишка! — закричала Жавотта, захлебываясь смехом. — Сначала она нас пугает, а потом начинает показывать, как Лино несет корзину с вафлями. Правда, похоже, госпожа? Вылитый Лино, как обычно серьезный и милый, расхваливает покупателям вафли.
Но обезьянка, изобразив маленького торговца вафлями, которые назывались «Позабудь», обошла стол по кругу, и мордочка ее опять стала тревожной. Пикколо обернулась, отпрыгнула. Мордочка сморщилась, и на ней появилось одновременно жалкое и испуганное выражение. Пикколо из стороны в сторону помотала головой: казалось, она кого-то упрашивает. Наконец, она начала как будто бы отбиваться, бороться. Потом отбросила от себя коробочку, прижала обе лапки к животу и с резким криком упала на спину.
— Да что с ней происходит? Что это такое? — растерянно бормотала Жавотта. — Она заболела! Взбесилась!
Анжелика, внимательно следившая за тем спектаклем, который представила обезьянка, быстро направилась к гардеробу, чтобы достать накидку и маску.
— Я думаю, с Лино случилось несчастье, — глухим от волнения голосом произнесла женщина, — нужно идти в трактир.
— Я с вами, госпожа.
— Если хочешь, пойдем. Ты будешь держать фонарь. Только сначала отнеси обезьянку Барбе, скажи, чтобы она ее помыла, согрела и дала ей молока.
Предчувствие неотвратимой беды обрушилось на Анжелику. Несмотря на слова утешения, которые всю дорогу лепетала Жавотта, молодая женщина не сомневалась, что обезьянка стала свидетелем ужасной сцены гибели маленького торговца. Но реальность превзошла самые худшие опасения. Как только Анжелика вышла на набережную Кожевников, ее чуть не сбил с ног мчавшийся навстречу растерянный Флипо.
Она схватила мальчика за плечи и основательно тряхнула его, чтобы тот пришел в себя.
— Я бежал за тобой, Маркиза Ангелов, — выдохнул парнишка. — Они… они убили Лино!
— Кто — они?
— Они… Эти господа, посетители.
— Почему? Что случилось?
Несчастный поваренок перевел дух и заговорил так быстро, словно рассказывал вызубренный урок:
— Лино был на улице со своей корзиной вафель. Он пел: «Трубочки „Позабудь“! Трубочки „Позабудь“! Кому вафельные трубочки?» Он пел как обычно. Один из клиентов, ну из тех, вы знаете, что пришли к нам в трактир, так вот, господин в маске с кружевным воротником сказал: «Прелестный голос! Я уже чувствую желание все позабыть. Пусть ко мне приведут торговца». Лино подошел. Тогда этот господин сказал: «Клянусь святым Дени, этот малыш еще соблазнительнее, чем его голос». Он посадил Лино на колени и принялся его лапать. Другие господа тоже стали приставать к Лино… Они были пьяные, как свиньи… Лино бросил свою корзину и начал кричать, отпихивать их. Но один из господ вытащил шпагу и проткнул Лино. Тогда другой тоже воткнул ему шпагу в живот. Лино упал, кровь из него так и хлестала.
