– Ты следующая.
Глаза Эммалины округлились; она изумленно переводила взгляд с брата на подругу.
– Но тогда ты останешься с Симоной наедине, и ее честь будет в опасности!
– Ах, Бога ради. Эмми! – Симона невольно начала злиться. – При данных обстоятельствах я сомневаюсь, что твой брат решит покуситься на мою честь. Давай сперва уберемся отсюда, а уж потом будем заботиться о соблюдении приличий.
– Наверное, ты права! – успела пропищать Эмми, прежде чем Тристан схватил ее ноги и перебросил их наружу.
– Еще как права! А теперь лезь, а то тут уже невозможно дышать.
В конце концов Эммалина решительно сдвинулась с подоконника и доверила свой вес веревке, однако дальше не сдвинулась ни на дюйм. Высунувшись в окно, Тристан ухватился руками за подоконник и принялся терпеливо уговаривать сестру:
– Если ты будешь так висеть, от этого никому никакой пользы, Эм. Тебе нужно по очереди передвигать руки по веревке.
Эмми посмотрела вниз, потом снова вверх, и глаза ее наполнились слезами.
– А что, если я не смогу удержаться и упаду?
– Ноуланд поймает тебя. Поверь, приземлиться на него – все равно что упасть на пуховую перину.
Наконец Эмми кивнула, судорожно сглотнула и начала спускаться, передвигая вниз то одну руку, то другую.
– Наша веревка помогла спуститься двоим, – тихо проговорил Тристан, отступив от окна, – но она может разорваться в любой момент.
Увидев, что Эмми благополучно достигла земли, Симона облегченно вздохнула и взялась за веревку:
– Больше жизнерадостности, и дело будет в шляпе!
Тристан ухмыльнулся.
– Я просто упоминаю о возможных вариантах.
– Все варианты хороши, если речь идет о том, чтобы покинуть горящее здание. – Симона посмотрела на Ноуланда, застывшего внизу с поднятыми руками.
– А вот у меня есть кое-что, о чем я буду жалеть, если мне повезет, – не унимался Тристан.
«О, Боже, неужели нужно изливать тайные движения души именно сейчас!»
– И что же это?
Глаза Тристана заискрились, а его улыбка…
Сердце Симоны неожиданно екнуло, грудь сдавило, словно обручем, когда он прижал ладони к ее щекам.
«Но он же не собирается… Ох, собирается!»
И тут Тристан поцеловал ее, да так, что ее дыхание восстановилось протяжным вздохом, а губы Симоны сами открылись ему навстречу. Потом он отпустил ее, но она все продолжала растерянно смотреть на него.
Наконец Симона выгнула бровь и высокомерно объявила:
– Это было в высшей степени неприлично, знаете ли.
– Безусловно, – согласился Тристан. – Но, надеюсь, приятно?
– Отчасти, – признала Симона, осторожно слезая с подоконника. – Надеюсь, вы хорошо вяжете узлы? Жаль, но сейчас мне придется проверить ваше умение.
Тристан терпеливо наблюдал за тем, как она спускается по веревке с быстротой и ловкостью, которые заставляли предположить немалый опыт. Боже всемогущий, какая интересная женщина! Она уже выказала стойкость и самообладание, а если добавить к этому красоту и природную чувственность…
– Я еще даже не начал показывать тебе все прелести знакомства со мной, драгоценная Симона, – пробормотал Тристан и взялся за веревку…
Веревка из парчи не слишком подходила для демонстрации его умения, но Тристан постарался как можно лучше использовать представившуюся ему возможность и спустился с проворством, которого не выказали остальные.
Разжав руки примерно на высоте человеческого роста, он пролетел оставшееся расстояние и легко приземлился на ноги. Эммалина и Ноуланд взирали на него с должным восхищением, которого, впрочем, Тристан ожидал прежде всего от леди Симоны Тернбридж…
Однако, когда Тристан огляделся, Симоны нигде не было.
– Куда она пошла? – Он, щурясь, стал всматриваться в облака едкого дыма.
– Вероятно, искать Хейвуда, – сообщила сестра.
– Кого?
– Хейвуда. Я не знаю, кто он, но так она сказала.
– Независимая особа. – Тристан улыбнулся, и в ту же минуту повозки пожарной команды стремительно пронеслись по усыпанной гравием подъездной аллее. – Ноуланд, ты проводишь Эммалину домой? – спросил Тристан. – А я займусь леди Симоной – ее тоже не следует оставлять без сопровождения.
Ноуланд изумленно заморгал:
– Мы с твоей сестрой вдвоем в экипаже? Ты уверен?
«Еще бы, – подумал Тристан. – Ты не позволишь себе никаких вольностей, даже если тебе их поднесут на блюде».
– В ситуации, которая сложилась этим вечером, не думаю, чтобы кто-то это заметил.
Ноуланд несколько секунд обдумывал услышанное, но в конце концов кивнул:
– Наверное, это разумно.
Даже такого неохотного согласия Тристану оказалось достаточно. Он наклонился, быстро поцеловал сестру и пообещал:
– Я навещу тебя утром.
Эммалина улыбнулась и посмотрела на него с обожанием:
– Спасибо тебе. Это ты нас спас, Тристан!
– Я всего лишь следовал за леди Симоной! Вот она – в самом деле удивительно рассудительная и находчивая женщина!
Эммалина оживилась:
– Могу ли я считать, что ты не будешь против, если наша дружба продолжится?
– Безусловно. – Если говорить честно, Тристан именно на это рассчитывал.
– Пожалуйста, береги себя. Жду тебя утром!
Тристан улыбнулся, беспечно помахал сестре рукой и зашагал прочь.
Вскоре он увидел, что Симона, остановившись, подбирает белоснежные нижние юбки и снимает чулки. Один только Бог и женщины могли бы понять, почему ей понадобилось это делать, но Тристан был только рад наблюдать эту картину. Длинные женские ноги всегда были его слабостью, а еще – упругая грудь, тончайшая талия и изящная линия плеч. Если прибавить к этому, что его авансы были встречены смехом и словами вызова… Короче, леди Симона Тернбридж определенно соответствовала его представлению об идеальной женщине.
Тристан так рассчитал свои шаги, чтобы оказаться рядом с ней сразу же после того, как она опустит подол нижней юбки и направится в сторону дома.
– Еще раз приветствую вас.
– И вам привет. – Симона оглянулась. – А где Эмми и Ноуланд?
Тристану нравилось в ней все, в том числе то, как она поворачивает голову, чтобы встретиться с ним взглядом. У нее оказались просто потрясающие скулы – высокие и невероятно изящные; когда на них падал свет, они словно приглашали кончики его пальцев проследить их линию. А ее шея… Длинная, но совсем не худая, она имела идеальную форму. К тому моменту, как мужчина поцелуями проследит линию от мочки уха до впадины между ключицами, такая женщина непременно тает, превращаясь в полную желания участницу любовной игры.
Боже! Ему будет очень трудно действовать медленно, трудно будет думать о чем-то, кроме нее. О чем это она спросила его, что заставило его кровь закипеть? Ах да! Почему они оказались одни. Он не собирался быть с ней совершенно честным и признаваться в своих самых низменных побуждениях. В этом нет никакой необходимости, достаточно будет самого поверхностного ответа.
