Я вошла в комнату Пьера, которая была рядом с моей, последней в доме. Прямо за его окном рос бамбук – так близко, что можно было из комнаты потрогать побеги рукою. Пьер по-прежнему лежал в колыбели и теперь почти все время спал. Он был такой тощенький, что я могла легко поднимать его. Мистер Мейсон обещал отвезти его в Англию. Он говорил, что там его вылечат и он станет, как остальные. «Ну, как тебе это понравится? – думала я, целуя его на сон грядущий. – Хочешь стать, как все остальные?» У спящего Пьера был счастливый, безмятежный вид. «Но Англия – это потом. А пока спи». И вдруг я снова услышала шелест бамбука. Шелест, очень похожий на шепот. Я заставила себя выглянуть из окна. На небе взошла полная луна. Я не увидела никого. Только темные тени.
Я оставила зажженную свечку на стуле возле моей кровати и ждала, что придет Кристофина. Мне очень хотелось увидеть ее, перед тем как заснуть. Но она не пришла. Когда свечка стала догорать, чувство безопасности и безмятежности начало улетучиваться. Мне хотелось, чтобы рядом у кровати лежала большая собака и охраняла мой сон. Мне хотелось не слышать того шепота в бамбуке. Мне хотелось снова стать маленькой, потому что тогда я верила в мою палку. Это была даже не палка, а кусок дерева с двумя гвоздями на концах. Наверное, это был кусок дранки с крыши. Я подобрала его вскоре после того, как убили нашу лошадь. Я собиралась отбиваться ею от врагов. Стоять до конца, если случится худшее. Даже если, как пелось в песне, «самые сильные погибают первыми». Правда, Кристофина вскоре вытащила гвозди, но деревяшку мне оставила, и я очень полюбила этот амулет. Я верила, что, пока он при мне, со мной не может случиться ничего плохого, а вот потерять его – означало навлечь на себя беды. Все это было еще давно, когда я была совсем малышкой и думала, что все вокруг – живое. Не только река или дождь, но и предметы – стулья, чашки, зеркала.
Когда я проснулась, было темно. Но у кровати стояла мама. Она сказала:
– Быстро одевайся и спускайся.
Она была одета, но не причесана: одна коса была распущена.
– Быстро! – повторила она, а потом зашла в комнату Пьера. Я слышала, как она что-то сказала Майре, а та ей ответила. Я лежала еще полусонная и смотрела на зажженную свечку на комоде, потом услышала шум – словно упал стул. Тут я встала и начала одеваться.
Наш дом был расположен как бы на трех уровнях. От комнаты, где жили мы с Пьером, к столовой вело три ступеньки. А еще тремя ступеньками ниже располагалось все остальное. Все, что там находилось, называлось «внизу», а столовая и спальни – «наверху».
Раздвижные двери в столовую были открыты. Я увидела в большой гостиной много народу. Там были мистер Мейсон, мама, Кристофина, Мэнни, Сасс. В углу, на синем диване, сидела тетя Кора, ее прическа была в полном порядке. Мне она показалась очень высокомерной. Но там не было ни Годфри, ни Майры, ни повара, ни остальных.
– Нет причин для беспокойства, – говорил мой отчим, когда я вошла. – Подумаешь, горстка пьяных негров. – Он открыл дверь и вышел на веранду. – В чем дело? – крикнул он. – Что вам надо?
Ответом было нечто похожее на нарастающий звериный рев, только страшнее. Мы услышали, как на веранду полетели камни. Мистер Мейсон вошел бледный, но когда он закрыл и запер на засов дверь, то выжал из себя улыбку.
– Их больше, чем я думал. И они в прескверном настроении. Надеюсь, утром они раскаются в своем поведении. Думаю, что принесут подарки – тамаринд в сиропе и разные сладости.
– Завтра будет поздно, – отозвалась на это тетя Кора. – Поздно для тамаринда в сиропе и прочих сладостей.
Мама не слушала их, думая о своем. Потом она сказала:
– Пьер у себя в комнате. С ним Майра. Я решила, пусть лучше побудет там, подальше от этого страшного шума. Не знаю, может быть… – Она стала судорожно заламывать пальцы. Ее обручальное кольцо соскочило, покатилось по полу и закатилось в угол возле ступенек. Отчим и Мэнни нагнулись, чтобы поднять его, а когда Мэнни выпрямился, то сказал:
– О Боже, они пробрались сзади и подожгли дом. Он показал пальцем на дверь моей спальни, которую я закрыла за собой. Из-под нее пробивался дым.
Я не заметила, как выскользнула из гостиной мама – так быстро она это сделала. Мама распахнула дверь моей комнаты, и оттуда повалил дым. Мэнни бросился за ней, мистер Мейсон тоже отправился следом, только медленней. Тетя Кора обняла меня за плечи, сказала:
– Не бойся. Ничего с тобой не случится. И с нами тоже.
Я закрыла глаза и прижалась к ней. От тети Коры пахло ванилью. Мне надолго запомнился этот запах. А потом я почувствовала, как запахло паленым. Открыв глаза, я увидела маму с Пьером на руках. Ее распущенные волосы загорелись, оттого-то и запахло паленым.
Мне показалось, что Пьер умер. По крайней мере такой был у него вид. Он был бел как мел, безмолвен, и голова его безжизненно свешивалась с маминой руки. Пьер закатил глаза так, что виднелись только белки. Мистер Мейсон тревожно спросил:
– Аннета, что у тебя с руками?
Но мама не удостоила его даже взглядом.
– Его кровать горела, – сказала она тете Коре. – Маленькая спальня вся полыхала, а Майры и след простыл. Она куда-то исчезла.
– Ничего удивительного, – отозвалась тетя Кора. Она положила Пьера на диван, приподняла юбку, сняла нижнюю юбку и стала рвать ее на полосы.
– Майра бросила его одного. Сбежала и оставила его умирать, – прошептала мама, а затем вдруг перешла на крик. Она называла мистера Мейсона глупцом – жестоким и противным глупцом. – Разве я не говорила? – бушевала она. – Разве я не говорила, что этим все кончится? – Голос ее срывался, она охрипла, но продолжала кричать: – Но ты меня не слушал, проклятый лицемер, ты смеялся! Жаль, ты не умер! Пойди к ним, умник, попроси тебя отпустить. Скажи, что ты всегда им доверял.
Я была ошеломлена. События развивались с удивительной быстротой. Мэнни и Сасс притащили, пошатываясь, два больших глиняных кувшина с водой, которые обычно стояли в кладовой. Они вылили воду в спальню. Появилась черная лужа, но вскоре дым преодолел эту преграду. Кристофина, которая убежала в спальню мамы за водой, теперь вернулась и что-то сказала тете Коре. Та объявила:
– Похоже, они подожгли дом и с другой стороны.
Кто-то забрался вон по тому дереву… Теперь дом сгорит дотла, и мы ничего не сможем поделать. Надо выбираться, пока не поздно.
– Боишься? – спросил Мэнни Сасса, на что тот отрицательно покачал головой. – Тогда пошли! – сказал ему Мэнни. – Дорогу! – приказал он, отталкивая мистера Мейсона. Узкая длинная лестница вела из буфетной наружу – к постройкам, к кухне, лачуге для слуг, конюшне: Мэнни хотел пробраться к конюшне.
