Ознакомительная версия.
Мария Федоровна – Минни – приняла весть и смирилась с ней с большим трудом. Если бы еще по-прежнему сохранялся необходимый декорум… Если бы все держалось в тайне… Однако царь очень старался сблизить старую семью с новой. А когда оскорбленная Минни заявила, что просит избавить ее от общения с княгиней Юрьевской, то получила возмущенный ответ:
– Прошу не забываться и помнить, что ты лишь первая из моих подданных.
Бедняжка Минни едва не лишилась чувств. Она не могла поверить, что таким ледяным тоном говорит с ней тот самый Папа, который всегда был так добр и благорасположен к ней, который хотел видеть ее сначала женой покойного Никса – Николая, старшего сына, а потом и Александра. Император любил ее как родную дочь. Но Боже мой, правду говорят, что любовь к женщине способна отвратить мужчину от детей! И цесаревичу, и Минни пришлось смириться. Во имя покоя в семье…
Вот так и вышло, что в августе семьи цесаревича и царя встретились в Ливадии, в Крыму. И сразу стало ясно, кто хозяйка в роскошном Ливадийском дворце. Отнюдь не Минни! Причем «эта Катрин» с удовольствием демонстрировала, что она властвует и дворцом, и императором. Она говорила Александру Николаевичу «ты», она могла прервать его в любую минуту… Минни видела в этом величайшее оскорбление. Однако она забывала о том, что эти двое принадлежали друг другу и им было совершенно безразлично мнение остальных. Для них настало время абсолютного счастья, и никто не мог, не должен был, не имел права им помешать!
А впрочем, бедняжка Минни и не смогла бы понять это. Она обладала счастливым даром подчинять чувства и сердечные влечения государственной необходимости. На ее горе или радость, ничто другое, и прежде всего – абсолютная искренность, было ей неведомо.
Однако неприязнь к Юрьевской она впервые не могла подчинить своей воле. Рыдала, страдала, мучилась. Почему?! Откуда такая жестокость по отношению к человеку, который всегда был ей истинным отцом? Она категорически не желала признавать за императором права быть счастливым не по протоколу! Или это была ревность – обычная ревность женщины к другой, более красивой, более яркой, любимой так пылко, как она, Минни, никогда не будет любима? Ведь ее «милый Мака», как называли порой в семье цесаревича Александра, носил еще и другое прозвище: «увалень Мака»…
Но главное – другое. Минни опасалась, что Екатерина Михайловна будет коронована. И тогда… Тогда светлейший князь Георгий Юрьевский может оказаться соперником не только маленькому Никсу Романову, но и его отцу, пресловутому увальню Маке…
Между прочим, опасения Минни выросли отнюдь не на пустом месте. И их вполне разделяла вся императорская фамилия, несмотря на резкие слова Александра Николаевича:
– Что касается тех членов моей семьи, которые откажутся выполнять мою волю, то я сумею поставить их на место!
И в пылу гнева даже пригрозил выслать из столицы цесаревича, который заявил, что княгиня Юрьевская плохо воспитана.
Дело грозило обернуться совсем плохо. И вскоре стало известно, что и впрямь впереди коронация княгини Екатерины. Тайные, смутные мысли, бродившие в голове императора, поддерживал Лорис-Меликов. Однажды он прямо сказал:
– Было бы большим счастьем для России иметь, как встарь, русскую императрицу.
И он напомнил, что первый Романов, царь Михаил Федорович, был женат на девушке из рода Долгоруких.
А потом выразился еще более определенно:
– Когда русский народ познакомится с сыном вашего величества, он весь, как один человек, скажет: «Вот это наш!»
Ох, как он рисковал в эту минуту! Ведь речь шла отнюдь не о цесаревиче Александре, а о великом князе Георгии! Но император не прервал его, только опустил глаза. Слова министра отвечали самым тайным его желаниям.
Однако им не суждено было не только осуществиться, но и быть выраженными.
* * *
Как бы ни был поглощен своим счастьем император, он прекрасно помнил и о своем возрасте, и о слабеющем здоровье, и… и о том давнем предсказании, согласно которому ему предстояло пасть жертвой седьмого покушения. Над этими словами можно было смеяться – тогда, когда он услышал их впервые. Но не теперь, когда на него покушались уже пять раз. Терпение небес истощалось… и в эти дни император думал прежде всего о тех, кого любил больше всего на свете. Ведь у его жены и детей не было никакого состояния. И случись что, им нечего надеяться ни на поддержку «милого Маки», ни на сочувствие «душки Минни», которая ненавидела их с какой-то первобытной яростью. Так львица ненавидит все, что угрожает ее детенышам…
Поэтому 11 сентября Александр Николаевич составил завещание, согласно которому княгиня Юрьевская и ее дети получали капитал в процентных бумагах на три миллиона с лишком рублей.
К завещанию было присоединено письмо на имя цесаревича Александра:
«Дорогой Саша! В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявившееся с первого дня знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, заставляет меня верить, что ты не покинешь их и будешь им покровителем и добрым советчиком…»
Этими словами, полным забвением всех обид император связывал сына, который был человеком чести, по рукам и ногам. Он мог быть уверен, что, случись беда, цесаревич не даст «душке Минни» причинить вред «этой Катрин» и ее детям.
Между тем, готовясь к худшему, Александр Николаевич продолжал надеяться на лучшее. И занялся изучением вопроса, который интересовал его больше всего прочего: как возвести княгиню Юрьевскую в сан императрицы.
Поскольку он больше не скрывал своего брака и Екатерина Михайловна открыто принимала участие в жизни двора и царской семьи, возникало множество протокольных казусов, которые, по мнению императора, не могли не оскорблять его возлюбленной жены. Она была лишь морганатическая супруга, а потому должна была уступать место великим князьям и княгиням. На семейных обедах, к примеру, она сидела не против императора, а в конце стола… Ну и все такое прочее. Александр мечтал как можно скорей изменить это унизительное положение.
Согласно традиции, коронация императриц совпадала с коронацией их супругов. Предстояло изменить этот порядок. Кроме того, все титулы и звания Екатерины Михайловны должны были быть должным образом узаконены. Император поручил заняться этим министру юстиции Набокову, и по стране снова пошли слухи, как круги по воде. И снова не знали, о чем говорить в первую очередь: о том ли, что государь готовит манифест об ограничении самодержавия, или о том, что в России скоро появится новая императрица Екатерина…
Пока никто не ведал о тайном замысле императора: короновав возлюбленную, после этого почти сразу отказаться вместе с ней от престола в пользу цесаревича Александра и покинуть Россию вообще. Поразмыслив, император решил не искушать любимого сына Георгия бременем власти, не вносить разлада в семью и не ставить страну на грань катастрофы.
Ознакомительная версия.
