— Брод есть, как не быть ему, — старик кивнул. — Недалеко отсюда. Но только там этих полно, — он как-то пренебрежительно скривился. — Горлопанов заокеанских. Они неделю здесь стояли, все запасы съели, ни спасибо тебе, ни копейки денег за постой, только намусорили да убежали.
— Впереди американцы? — Пайпер нахмурился. — Сколько их?
— Да немало, а уж сколько точно — не скажу, — старик вздохнул, — стар я стал считать-то. Сбиваюсь. Но с пушками они. И машины у них, как у вас, — он показал на танк, — что-то там на них нарисовано. Только недавно тронулись отсюда. Тоже, наверное, брод хотят.
— Крамер, вышлите разведку, — распорядился Пайпер. — Где противник, в каком количестве. Быстро!
— Я вас в дом не приглашаю, — старик развел руками. — Живу один, померла жена моя два года уж тому назад. В доме шаром покати, все эти забрали. Даже и дров нет, чтоб затопить. Все сожгли. Все, что на всю зиму заготовил.
Маренн открыла ранец. Достала сухой паек, буханку хлеба, банку консервированных сосисок, сыр. Спрыгнув с БТРа, подошла к старику, протянула ему продукты.
— Возьмите, — негромко сказала по-французски. — От девушки с портрета. Я помню, мы с вашим с сыном, перед самой выпиской, играли в бадминтон. Он погиб, как герой. Я видела, как его хоронили.
— Фрау Ким, — Скорцени подошел и взял ее за руку. — Я прошу вас занять свое место. Сейчас вернутся разведчики, нет времени на воспоминания.
Она и сама понимала, лучше держать язык за зубами, но сдержаться не могла. Старик больше ничего не говорил. Прижимая продукты к груди, он неотрывно смотрел на нее, в глазах его стояли слезы.
— Господин штандартенфюрер, — доложил Крамер, — так и есть. Впереди противник. В роще танки и артиллерия. Пехотинцев нет.
Пайпер спрыгнул с бронетранспортера.
— Офицеров — ко мне. Можно ли мне пройти в ваш сад, — спросил старика, — чтобы осмотреть местность?
— Входите, господин офицер. Только справа осторожно, там могилка жены моей, не наступите. Как померла, тут и закопал недалеко. Только холмик под снегом. А хоть маленькую плитку положить ни денег, ни сил нет.
— Мы будем осторожны, — пообещал Пайпер. — Идем. Крамер, — он повернулся к помощнику. — За это время соберите месье Мартену дрова, сколько сможете, и затопите камин. А также выделите продукты, то, что дала фрау, мало, да и не гоже нам остаться в стороне. Мой отец тоже воевал на Первой мировой войне, — сказал он старику. — Он получил два ранения. Но остался жив, к счастью.
— Мир тесен, господин офицер, — ответил тот, — и неисповедимы пути Господни, как сказано. И прежние враги могут стать друзьями. А прежние друзья — врагами.
Маренн снова спрыгнула с БТРа и подошла к старику.
— Давайте я вам помогу.
— Фрау Ким, не уходите далеко, — предупредил Скорцени.
— Я знаю, — она кивнула.
Как только она перешагнула высокий каменный порог, сразу увидела ее — выцветшую фотографию на стене. Заботливо подклеенную, обрамленную красной рамкой. «Марианна Первой мировой» с распущенными темными волосами на фоне французского флага, в солдатской гимнастерке, на груди военная медаль, простая солдатская награда. Как все это давно было.
— Я вас узнал, это вы, — шепнул старик. — Но им говорить не стал. Я слышал, они называют вас как-то иначе. А ваше имя Марианна. Вот здесь написано, внизу, — он подошел и ткнул сморщенным, заскорузлым пальцем в полинявшую статью под фотографией. — Марианна! И вы правда помните Эмиля? — на глаза у него снова навернулись слезы. — Вот он, мой мальчик, — вот эту фотографию он мне прислал с фронта. — Красивый, правда? Он здесь с друзьями.
Куцый квадратик фотографии висел в изголовье кровати, старинной, массивной, с высокими резными спинками. Маренн подошла. И прижала ладонь к губам, чтобы не вскрикнуть — она знала их всех, всех помнила, и память хранила их лица такими, какими она сейчас увидела их. Гейнемер, Бишоп, Этьен. Ее Этьен. Она похоронила его в Провансе перед тем, как навсегда покинуть Францию. Ей помогала его сиделка, старуха Гранж. И перед смертью он вспоминал, как пахнет глициния в саду.
— Вот, вот мой Эмиль, — старик снова показал на молодого человека, который стоял рядом с Этьеном.
— Да, я вижу, — Маренн едва заставила себя произнести эти слова, горло сдавил спазм.
Как неожиданно прошлое настигло ее. В маленьком бельгийском городке, в арденнских горах, даже названия его прежде она не знала.
— Я вас найду, месье Мартен, — пообещала она, сжав руку старика, слеза скатилась по ее щеке. — Я обязательно вас найду. Вы больше не будете одиноки.
— Но как же вы оказались с ними, Марианна, вы же были на другой стороне?
Она понимала, он не может не задать ей этот вопрос. Ответ на него занял бы слишком много времени.
— Вы сами сказали, месье Поль, — сказала она, опустив голову, — неисповедимы пути Господни. Вчерашние враги могут стать друзьями, а вчерашние друзьями — врагами. Так и вышло.
— Я понимаю, — он покачал головой. — Мне многого знать не надо. Но приезжайте ко мне еще как-нибудь разок, одна, без них, без всех, — он кивнул в сторону колонны Пайпера, — мы выпьем домашнего вина, вспомним Эмиля и его друзей. Вы обещаете мне, что приедете? Еще до того, как я умру.
— Я обещаю, месье Поль, — она наклонилась и поцеловала старика в щеку. — Вы только постарайтесь, доживите, пока кончится война. Эта война.
— Я постараюсь, — он смахнул слезу со щеки. — Но ты тоже постарайся, девочка, — он погладил ее по волосам. — А то смерть, она не выбирает. Всех косит, кто попадется. Постарайся, Марианна. Ради Эмиля, ради них всех, — он снова показал на старую фотографию. — Эх, жаль, жена моя не дожила. Она бы хотела на тебя взглянуть. Уж больно ей нравился твой портрет. А что же маршал? — спросил он, немного помолчав. — Я слышал, умер.
— Да, умер, — подтвердила Маренн, — уже давно.
— Так, значит, ты без отца? Совсем одна?
— Можно сказать — да, — она не выдержала, всхлипнула. — Не только маршал умер, муж тоже умер, и сын погиб в прошлом году. Он воевал вот на таком танке, как эти, — она взглянула в окно. — Сгорел заживо, даже и тела не осталось. Я теперь с дочкой. Ради нее и живу.
— Но хорошо, что хоть есть ради кого жить, — старик обнял ее, прижимая к себе. — Я тоже теперь поживу, о тебе думая.
Вошли несколько эсэсовцев. Они принесли хворост. Поскольку по большей части он был сырой, чтобы разжечь камин использовали стружку и пустые картонные коробки, которые нашли в оставленной лавке напротив. Пламя весело заплясало в очаге.
