Кристина Брук - Чаровница

– Но ведь это прямое злоупотребление своей властью, – возмутилась Сесили. – Странно, почему он позволил третьей стороне диктовать ему свои условия.

Ее проницательность, восхищавшая его, на деле оказывалась чертовски неприятной штукой. Пожалуй, она была права, но признавать ее правоту, конечно, было ни в коем случае нельзя.

Превосходно разыграв изумление, Рэнд пошутил:

– Неужели вы собираетесь указывать Монфору, как ему следует поступать?

Сесили вскипела от гнева:

– Разумеется, нет. Не надо насмехаться надо мной. Больше всего меня выводит из себя то, что он поступает так из самых лучших побуждений, желая мне одного лишь блага, но со своей точки зрения. Крайне ошибочной и, я бы сказала, снисходительной.

Их взгляды на миг встретились, от искры, пробежавшей между ними, казалось, может вспыхнуть воздух. Отвернувшись, она произнесла хриплым голосом:

– В этом герцог как раз не прав.

Рэнд глубоко вздохнул, пора было приступать к делу.

– Сесили, зачем вы пришли сюда?

Сесили вздернула голову:

– Потребовать, чтобы вы отменили ваше ужасное вето, вот для чего!

Желваки заходили на его скулах.

– Моя дорогая Сесили, я же откровенно сказал, что объявляю вам войну. Я не могу позволить, чтобы вы вышли замуж за него. Мне нужно время, чтобы вы наконец поняли…

– Вероятно, вы знали, что уже выиграли, прежде чем выкинуть такую подлость?

Ее глаза заблестели – то ли от негодования, то ли от слез.

– А я почти убедила себя, что вы правы, что любовь все преодолевает и покоряет.

Сесили закрыла глаза, словно от нестерпимой боли:

– И тогды вы ловко воспользовались своей силой для того, чтобы подчинить меня вашей воле. Заставить плясать под свою дудку.

То, что он услышал, потрясло и ошеломило Рэнда, он не верил собственным ушам.

– Я поступил так, потому что хотел, чтобы вы одумались, чтобы вы не погубили ни своей, ни моей жизни.

Но Сесили его не слушала, она продолжала горячо говорить о своем, о том, что у нее наболело на душе.

– С чего вы взяли, что мне будет лучше с тем, кто без всяких угрызений совести станет бесцеремонно помыкать мной, чем с тем, который позволит мне жить так, как мне хочется, как мне нравится?

Рэнд изумленно уставился на нее:

– Вы предпочли бы жить с человеком, который предоставил бы вас самой себе, чем с тем, кто любил бы вас, заботился о вас, уважал ваше мнение, разделял с вами ваши мечты? Скажите, Сесили, откуда у вас такое неудержимое стремление полагаться только на себя, на свои собственные силы?

– Разве вы, Рэнд, уважаете мое мнение? – грустно заметила Сесили, пропуская мимо ушей его вопрос. – Вы намерены помешать моей свадьбе с человеком, которого я выбрала. Ирония состоит в том, что, поступая таким образом, вы тем самым показываете, как я была права, выбрав именно его.

Она перестала ходить взад-вперед и остановилась перед ним:

– Вот видите, даже такой умный человек, как вы, порой может совершать глупость, причем изрядную.

В ответ Рэнд нарочито подчеркнуто произнес:

– А такая женщина, как вы, Сесили, твердо знающая, что ей нужно, почему-то совершенно не в ладах со своим собственным сердцем.

– Любовь делает женщину слабой и зависимой. – Сесили опять принялась ходить взад-вперед по комнате. – Но меня не сделает. Неужели вы рассчитывали, что, как только Норланд исчезнет с моего горизонта, я тут же брошусь в ваши объятия?

В самом деле, не рассчитывал ли он на это? Нет, не рассчитывал, но втайне надеялся. Вот и сейчас, взять бы ее за плечи и вытрясти из нее всю дурь вместе с упрямством, но еще сильнее в этот миг ему хотелось обнять ее и прижать к своей груди.

Сесили обхватила голову руками, как будто страдала от головной боли:

– Такие мужчины, как вы и Монфор, привыкли манипулировать людьми с целью получить то, что им нужно. Нередко из альтруистических соображений, следует отдать вам должное. – Она тяжело вздохнула. – Может быть, все из-за того, что ни один из вас не позволяет себе по-настоящему, глубоко любить другого человека. Вы смотрите на любого, как на пешку или как на соперника, которого надо или обхитрить, или победить. Но если любишь, тогда желания других людей становятся тебе небезразличны. Рэнд, если можно, не надо больше заставлять людей плясать под свою дудку.

В душе Рэнда поднялся такой вихрь противоречивых мыслей и чувств, что поначалу он не мог выговорить ни слова.

– Так вот, значит, какого вы мнения обо мне, – с трудом вымолвил он. – Я изо всех сил пытаюсь остановить вас, не дать вам совершить непоправимую ошибку, которая погубит счастье трех человек, а вы, исходя из своих нелепых соображений, думаете, что после того как мы поженимся, я стану помыкать вами, совершенно не считаясь с вашим мнением? – Он вскинул руки вверх. – В отличие от вас, я надеялся, что, поженившись, мы будем обсуждать все, что нас волнует, спорить и приходить к общему мнению. У меня нет ни малейшего желания диктовать вам свою волю. Разве я могу поступить иначе, когда я так высоко ценю вашу решимость и независимость? Я ведь полюбил вас именно за это.

Сесили выдавила из себя:

– Верю, что вы говорите искренне, Рэнд. Но в случае каких-нибудь чрезвычайных обстоятельств вы стали бы действовать по привычке, точно так же, как и прежде. Если бы я вышла за вас, вы так или иначе воспользовались бы преимуществами своего положения. Будучи мужем и главой семьи, вы начали бы мной командовать. Со временем я бы, наверное, вас возненавидела. А если бы смирилась и покорилась своей участи, то стала бы другим человеком, и вряд ли бы лучше, чем сейчас.

Рэнду стало невыносимо больно и обидно. Уж лучше бы она ударила его в грудь ножом.

– Все это выглядит вполне логичным. Только мне кажется, Сесили, это далеко не вся правда. Дело в том, что вы мне не верите и боитесь мне довериться.

Она горько усмехнулась:

– Вы правы. Я боюсь. Раньше я полагала: вот наберусь смелости, слепо поверю, отброшу прочь все разумные доводы, но теперь… Хорошо, что все так вышло именно сейчас, случись это позже, даже не знаю, что бы я тогда делала.

Ее бархатные глаза встретились с его глазами, и впервые Рэнд увидел в них страдание и боль.

– Прощай, Рэнд.

Сесили направилась к выходу, а он даже не сделал попытки удержать ее.

То, что случилось на второй день после их разговора, не стало для Сесили неожиданностью. Рэнд отменил свое вето, вызвав тем самым разные кривотолки: то ли он злобно подшутил над Монфором, то ли хотел обмануть его, преследуя какие-то непонятные цели.

Свадьбе Сесили с Норландом ничто больше не мешало. Однако Норланда в Лондоне не оказалось, он давно уехал из города по делам и, вероятно, ничего не знал о неожиданных переменах, имевших непосредственное влияние на его будущую жизнь: то ему можно было жениться на Сесили, то нельзя, то опять можно. Монфор написал ему сперва о том, что Рэнд наложил вето, а потом отменил его, но от Норланда не приходило никаких известий. Может быть, он не получил ни того и ни другого письма и пребывал в блаженном неведении. Так было бы лучше всего.