же она лучше Алисии? И у неё крала Артура, думала, что искренними чувствами можно что-то изменить, привязать, что человек поймет, кто есть кто. Нет, никто ничего не понимает, все идут на поводу своих желаний, не думая об окружающих и последствиях. Выходит, что любви нет?
«Не хочу без нёе, не хочу, — зашептала Дженни. — Иначе больше никогда не увижу вот такой красоты, которая манит сейчас и остается незамеченной. Не верю, что любви нет. Любовь, я верю в тебя! Я здесь! Найди меня, я очень жду, не проходи мимо, найди!»
Дженни начала плакать. Потихоньку, потом всё сильнее, закрыв лицо и рыдая во весь голос. Роберт понял: теперь он может вмешаться, поддержать, протянуть руку помощи.
— Дженни, иди сюда, моя девочка, — Роберт протянул руки.
Дженни доверчиво уткнулась ему в грудь. Роберт некоторое время не мешал ей, давая возможность выплеснуть горе со слезами. Он просто прижал её к себе, обвил руками, словно оберегая от обидевшего её мира. И только уловив почти незаметную перемену в рыданиях, расслабился и ласково провел по её волосам.
— Не плач, успокаивайся. Это хорошо, что всё случилось до свадьбы. Больно, обидно, страшно, но пережить можно. Ты такая молодая, красивая, чудесная девочка! Счастье ждет тебя, вы не разминетесь. Всё будет хорошо. Или ты не хочешь терять Артура?
— Мне больно за любовь, — всхлипывала Дженни, — за мечты, за первые чувства. Ничего нет, никого нет. Я никому не нужна.
— Это ты зря, моя хорошая. Жизнь не закончена, ты ещё познаешь, что такое настоящая любовь, а не мечты о ней.
— Да, я хорошая, расчудесная, но оказывается, что тон задают Алисии, они идут нарасхват. Красиво говорить умеют все, а как до дела…Вот ты бы женился на мне, такой, как ты утверждаешь, красивой, прекрасной?
— Без раздумий!
Дженни не спускала с него заплаканных глаз.
— Успокаиваешь?
— Я говорю правду. Одно твоё слово — и хоть сегодня.
— Ну, почему, Роберт? Зачем ты так говоришь? Ладно, если нарушать закон вашего общества по большой любви, но из жалости или в порыве благородства — это опасный путь.
— Глупенькая неверящая Дженни, думающая, что только она умеет любить. С первой минуты нашей встречи я понял, что ты создана для меня. Настолько уверовал в это, не мыслил, что может обернуться по-другому. Видел, что тебе спокойно и уютно со мной, но ты не придавала этому значение, а я ждал, когда сама заметишь это. Перестарался, не досмотрел, потому что не сомневался. А у тебя появился другой, мой друг, вы оба запылали страстью. Что я мог сделать? Только рассуждать о долге перед обществом, потому что не мог обрести единственную любовь.
— Твою маму хватит удар.
— Почему ты так говоришь, Дженни? Как о свершившимся? Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать да. Не говори ничего, просто обними меня.
Дженни закрыла глаза и прижалась к плечу Роберта. Да, спокойно, надежно, как она и чувствовала. Наигралась в пылающую любовь, нарезвилась. Кто мог подставить ей надежное плечо? Эдвин, который будет всю жизнь носиться с ней, как с образом своей Музы? Артур, дающий взаимоисключающие друг друга клятвы на каждом шагу?
Дженни прислушалась к ощущениям внутри. Не бежит ли она от себя, не хочет ли доказать кому-нибудь что-то?
Нет, как хорошо, когда так ясно на душе!
Она освободила руки и обвила шею Роберта. Внимательно всмотрелась в глаза и всё больше и больше постигала истину: он ей нужен! Какие сильные руки! Какое затаенное ожидание в глазах! А ещё — чувство, неожиданно глубокое и яркое для такого уравновешенного мужчины. А что он увидел в её взгляде?
— Боже мой, Дженни, — прошептал Роберт, — родная, единственная!
— Ты правда мой? — дрожащим голосов спросила Дженни. — Роберт, миленький, как же я не разглядела сразу. Я же могла испортить себе жизнь.
Они обнялись теперь ни как друзья, как долго жаждущие встречи люди. А каким трепетным был поцелуй, два слившихся воедино существа, принадлежащих друг другу до последнего вдоха. Не так, как с Эдвином и Артуром, не так, как урывками, обманывая друг друга, что это только по-дружески, а по-другому, по-настоящему!
— Дженни, — шептал Роберт прямо в ее мягкие податливые губы, — не хочу спрашивать, но скажи: это правда, это не порыв?
— Никогда не отпущу, — отвечала она вместе с поцелуем, — только мой, навсегда, на всю жизнь.
— Я все ждал…ждал…Я был спокоен… Грустил, но не падал духом, верил, поэтому ждал…ждал…
— Только пока не хочу никому говорить, не хочу вопросов, объяснений.
— Тогда обвенчаемся сегодня! Согласна поехать прямо сейчас?
— Конечно, сейчас же! Я не хочу больше без тебя. И уедем. Я скажу, что к тёте в Америку.
— Я отбуду из дома по срочным служебным делам. Вернемся через время с кучей ребятишек. Любимая, как долго я тебя ждал!
— Как долго я рисовала любовь, ошибочно выбирая ни ту натуру, ни те краски, ни ту тему. Я совсем неважный художник, постоянно упускающий главное.
— Сейчас нашла главное?
— Конечно. Видишь, какой красивый закат, на него можно смотреть бесконечно!
— Понятно, моя Дженни пришла в себя! — засмеялся Роберт.
— Не перебивай, картина не закончена! На фоне заката — два запыленных растрепанных человека, которые собираются в таком виде предстать перед изумленным алтарём и отвечать на полагающиеся вопросы.
— Надеюсь, моя любимая не передумает и ответит «да» ну, хотя бы после того, как отдышится от быстрой скачки?
Закат длился и длился — солнце не спешило скрываться, настолько ему нравился счастливый смех, воспевающий земное чудо — любовь.
Конец
