— Вы можете навестить нас, когда вам захочется, миссис Меривейл, если вас не смущают присутствие рабочих и посещения арендаторов.
— Нет-нет! — поспешно проговорила миссис Меривейл. — Я останусь здесь, в Лондоне, если вы не возражаете.
У Кэтрин вдруг появилось желание поозорничать.
— Кому-то придется вести дела в Меривейл-Мэнор, поскольку теперь я не буду этим заниматься, мама. Ты не собираешься взять на себя обязанности по написанию писем?
Выражение муки, отразившееся на лице матери, едва не заставило Кэтрин рассмеяться. Мама ненавидела всю эту писанину не меньше, чем возвращение в деревню.
Кэтрин почувствовала почти жалость к ней. Почти.
Поделом маме, что это случилось. Приветствуя ухаживания графа, мама, вероятно, не сообразила, что она потеряет Кэтрин как опытного управляющего. Если бы Кэтрин вышла замуж за Сидни, она могла бы продолжать исполнение этих обязанностей из расположенного по соседству имения Ловеласа.
Слава Богу, Кэтрин выходит замуж за Алека.
Даже самый опытный повеса не может обеспечить беспрепятственное исполнение своих планов. Надо учиться быть гибким.
Аноним. Руководство для повесы
«Ты почти сделал это, — сказал Алек сам себе, ожидая вместе с обеими леди Меривейл прибытия его кареты. — Самое большее — еще неделя, и ты спасен».
Если за это время Кэтрин и миссис Меривейл не узнают о состоянии его финансов.
Конечно, когда он привезет Кэтрин в Эденмор, за свою маленькую ложь придется расплачиваться дорогой ценой. Но к тому времени уже будет поздно отменять их бракосочетание, и Алек искренне надеялся, что в конечном итоге сможет добиться того, что Кэтрин не захочет этого делать.
— Милорд, кажется, я не смогу разбудить вашего кучера, — проговорил подошедший слуга леди Пьюрфой. — Если вы можете предложить…
— Все в порядке. — Алек сунул несколько монет в руку слуге, надеясь, что рядом стоящие не заметят, насколько мало было вознаграждение. — Я справлюсь сам.
Миссис Меривейл посмотрела на Алека в явном ужасе:
— Разве вы не привезли своего слугу, милорд? Разве он не может разбудить кучера?
— Я оставил своего слугу в вашем городском доме, — объяснил Алек, — на тот случай, если бы вы вернулись раньше. Но не стоит беспокоиться. Я разбужу его.
— Мы разбудим его, — подала голос Кэтрин.
Миссис Меривейл поворчала по поводу того, что ей приходится надевать защитные башмаки на деревянной подошве, чтобы не испачкать бальные туфли, и зашагала за Алеком и Кэтрин туда, где неподалеку от городского дома леди Пьюрфой стояла карета.
— Джон, проснись! — позвал Алек, когда они подошли к карете.
Ответом ему был громкий храп.
— Джон! — еще громче окликнул кучера Алек, дернув его при этом за ногу.
Джон изменил положение на козлах, после чего храп возобновился.
— Проклятие, Джон! — рявкнул Алек и как следует потряс кучера. Джон перевалился на бок и плюхнулся на землю, словно мешок с ячменем. Правда, от этого он все-таки проснулся.
— Воры! Грабители! Эй, охрана! — закричал он спросонья и тут заметил хозяина. Побледнев, он обежал карету и предстал перед Алеком. — Милорд, прошу прощения… я не собирался спать… Этого не случится впредь, клянусь вам.
— Ладно, Джон, — успокоил кучера Алек.
— Ей-богу, милорд… — Джон наконец обратил внимание на стоящих рядом Кэтрин и миссис Меривейл. — С вами и леди тоже. Простите меня, мадам и мисс. Мы два дня были в дороге, и эта последняя поездка от лорда Дрейкера из Хартфордшира была настоящим сумасшествием.
— От лорда Дрейкера? — Кэтрин повернула голову в сторону Алека. — Это не того Дрейкера, которого зовут…
— Да, Дракон Дрейкер, — раздраженно ответил Алек. — Разве кто-нибудь называет его настоящим именем?
Кэтрин растерянно заморгала глазами:
.. — Прошу прощения. Я не знала, что он твой друг.
— Тем не менее это так… Садитесь в карету. — Алек перевел взгляд на Джона: — Ты сможешь отвезти нас домой и при этом не заснуть и не свалиться?
— Да, милорд! — Джон энергично кивнул, видя, что на него направлено внимание женщин.
Едва карета отъехала, Кэтрин обратилась к Алеку с вопросом:
— Откуда ты знаешь лорда Дрейкера? Как я понимаю, он не вхож в светское общество.
— Он старинный друг моей семьи, — нехотя ответил Алек. Что она сказала бы, узнав правду? — Если хочешь, я могу представить тебя ему.
— Боже упаси! — воскликнула миссис Меривейл. — Он не того сорта человек, с кем мы хотели бы общаться!
— Человек с блестяще управляемым имением, счастливыми арендаторами и довольными слугами — это тот сорт людей, общения с которыми вы хотели бы избежать? — отрезал Алек.
Миссис Меривейл в изумлении посмотрела на него, а Кэтрин осторожно заметила:
— Мама, ты говоришь о друге его сиятельства. Мы ничего не знаем об этом человеке, кроме сплетен, поэтому не стоит спешить с осуждением. — При этом она подарила Алеку такую улыбку, которая напомнила ему, почему он предпочел эту женщину всем другим.
— Спасибо, — поблагодарил Алек.
По крайней мере Кэтрин сумеет оценить достойные восхищения качества Дрейкера. Миссис Меривейл и ей подобные никогда не смогут этого сделать; эти глупцы смотрят только на внешние проявления характера человека. Охотник за состоянием, притворившийся богатым, принят ими сразу, а вот для респектабельного ответственного джентльмена, допустившего несколько ошибок в прошлом, двери высшего общества оказались закрыты.
Алек не мог спокойно относиться к проявлениям подобного лицемерия и отсиживаться в деревне со своей молодой женой, которая разделяла его мнение о светском обществе.
— Знаете, милорд, я впервые слышу о ваших друзьях, если не считать мистера Франшу. Да и о своей семье ты мало рассказывал. У твоей матери тоже были черные волосы? Или ты позаимствовал цвет волос от отца?
— Я в значительной степени похож на отца, — ответил Алек, пытаясь скрыть иронию. Слава Богу, Кэтрин не увидит портрета старого герцога до того момента, пока они не поженятся. — Только волосы у меня черные, как у матери.
Кэтрин задумалась.
— Жаль, что я не видела твоих родителей.
— Матери ты бы понравилась. Будучи робкой сама, она завидовала женщинам, которые смели высказывать свое мнение.
Вероятно, Кэтрин высказала бы в лицо принцу все, что думала о нем, и избежала бы совращения. Но в таком случае не родился бы Алек.
Рядом раздался громкий храп. Взглянув на задремавшую мать, Кэтрин сказала с улыбкой:
— Я, напротив, любила бы твою маму зато, что она была робкой. Видит Бог, я страдала как раз совсем от другого.
