– Должно быть, о мой повелитель, славно выходить победителем из схваток с ними?
– Славно-то славно… Но и горько. Ибо тот, кого ты знал как отважного врага, оказывается лишь безмолвным рабом магии, а сердце его превращается в сердце ягненка. А что за радость в победе над трусом, околдованным до потери страха?
Шахразада промолчала. О да, она могла бы возразить, что жизнь весьма часто превращает трусов в героев, а храбрецов в бессильно блеющих овец и без всякой магии. Немногим везет оставаться самими собой, не поддаваясь соблазну приспособленчества.
Однако этот разговор, чувствовала девушка, следует перенести на другое время, а сейчас продолжить повествование о пирате, которому довелось встретиться с древней магией.
– Не сопляки, Крысолов, не сопляки, – ответил Анхель, выхватывая шпагу.
Ослепительно сверкнул алмаз, украшавший гарду. Десяток глоток взревели в ответ на движение своего капитана. Уж его-то «малыши» отлично знали, что им предстоит «веселенькая драчка».
– Но и мы, Анхель, не мальчишки. Придержи наших ребят. Их час еще не настал.
– Уж не собираешься ли ты, Крысолов, защищаться одной лишь силой магии?
– А что в этом дурного?
Капитан замялся. Боцман с удивлением рассматривал сконфуженную физиономию своего давнего друга. Но более его поразили слова Анхеля:
– Недостойно истинному аристократу прятаться за хитросплетением слов.
– Зато вполне достойно использовать это самое хитросплетение для защиты своих друзей. Не мешай мне, капитан. Да и шпагу спрячь. Отвлекает.
– Шпага его отвлекает… – совершенно по-домашнему пробурчал капитан, вкладывая, однако, шпагу в ножны. Впервые за много лет он почувствовал себя здесь ненужным. Но в словах боцмана была своя доля правды: для защиты друзей можно использовать все что угодно, даже глупые, на первый взгляд, заклинания.
Крысолов сосредоточился. Впервые он повстречал столь сильных соперников. Впервые противостоял не одному, а целому десятку хорошо обученных магов, которых куда уместнее было бы называть магами-воинами. Но это лишь раззадорило боцмана. Это и, конечно, вполне здоровое для любого человека желание уберечь собственную шкуру.
Он произнес несколько слов на певучем, забытом всеми языке. Вмиг опали черные дымные полотнища, пусть и видимые немногим, но защищавшие корабли нападающих от ядер и картечи, которые словно застревали в плотном воздухе.
Крики боли, самые настоящие, не волшебные, стали лучшим одобрением для Крысолова. Крики и еще упругий удар воздуха от взрыва крюйт-камеры того самого, чудовищного корабля. Жить ему оставалось считанные мгновения – быстро расширяющаяся трещина, словно кривая ухмылка, разрезала деревянный корпус. Воды вокруг уже почти не было видно под досками, телами, тряпками, в которые превратились черные (вот насмешка!) паруса напавшего корабля.
– Ну вот, капитан, – вполголоса, чтобы не выдать напряжения, проговорил Крысолов. – Сейчас наступит твой черед. Ты увидишь магов и сам. Ну а этим мальчишкам, которые решились взять в соратники древнее колдовство, вовсе не помешает холодная ванна. Говорят, от холодной воды умнеют…
– Говорят, умнеют, – подтвердил Малыш Анхель.
И громко скомандовал:
– Вперед!
Да, не зря он делил с этими лихими парнями свою жизнь, не зря готов был на все, чтобы уберечь от шальной пули, да и от глупой смерти в пьяной драке на берегу любого из своей команды.
Схватка была короткой. Обескураженный победой над древней магией, противник почти не сопротивлялся. Лишь колдуны попытались, но, увы, нападать и защищаться одновременно, тем более от серебряного оружия, не может ни маг, ни человек. И потому вскоре они нашли приют, конечно, далекий от уютного, в трюме «Пастушки».
Многим не досталось даже такого: кто-то пытался вплавь добраться до тонущего корабля, кто-то решил, что бродить в холодной воде вдоль банки будет безопаснее…
– Может, возьмем их на борт, капитан? Совсем мальчишки ведь…
– Что-то мне не хочется проснуться с ножом в спине, Крысолов. Да и не такие уж они мальчишки… Решили играть во взрослые игры – пусть и отвечают по-взрослому…
Боцман кивнул. Он заранее знал, какой ответ даст Малыш Анхель, и спросил скорее для порядка: ему было вовсе не жалко глупцов, вздумавших при помощи древней магии опорочить высокое искусство войны на море.
Вечерело. Ураган, грозивший стать самым страшным из всех, виденных доном Лопесом Анхелем Педро, так и не разразился, должно быть, разочаровавшись исходом сражения. Вернее, тем, что никакого сражения не получилось вовсе. Лишь несколько пушечных залпов смогли порадовать суровую душу полуночного ветра. Ему, очевидно, этого показалось мало, и он унесся прочь к далеким закатным берегам, так и не получив своей дани.
Океан могуче дышал, поднимая на добрый десяток локтей беспечную «Пастушку». Но Малышу Анхелю было не привыкать. Вместе с боцманом он коротал эти вечерние часы за бутылочкой отличнейшего рома «Девять якорей». Того самого, от которого бы не отказался, можно спорить на дюжину бочонков золота, даже сам король Кастилии и Арагона… Хотя нет, там же королева… Но, должно быть, она тоже согласилась бы пригубить этого воистину божественного напитка, доставшегося Малышу Анхелю после весьма успешного похода к прекрасному острову Мальорка.
Капитан был недоволен. Более того, он едва сдерживался, чтобы не обрушиться с проклятиями на боцмана. Хотя заранее знал, что неправ: ведь он не потерял ни одного человека, завладел остатками пороха и припасов с тонущего судна. Да и маги-воины, надежно запертые в трюме корабля, радовали не меньше: в любом из портов туманного Белого острова за них дадут золотом по весу… Но не получилось «доброй драчки»! Не получилось вообще никакой, и сражение было больше похоже на детскую игру. Лишь вмиг поседевшие виски боцмана говорили, какой на самом деле оказалась эта странная битва.
– Ты сердишься напрасно, – проговорил Крысолов, поднося серебряный кубок к губам. – Позвенеть мечами дело неплохое. И у тебя будут еще сотни возможностей…
– Как-то странно все вышло, – пробурчал Анхель. – Ни схватки, ни крови… Недостойно корсара.
– Зато ты уберег жизни тем, кто на тебя надеется. А это вполне достойно твоего древнего имени.
И Малыш Анхель не мог не согласиться. Ибо защита вассалов всеми силами всегда составляла доблесть древнего и некогда могучего рода дель Кастильо-и-Фернандес Барредо.
