— Конечно, нет. Но это очень даже наша забота. До такой степени, что мы удвоили усилия, чтобы оправдаться. Полагаю, вам будет интересно услышать, что мы раскопали.
— Нисколько.
Леди Эйвери продолжила, словно он ничего не сказал.
— Нам удалось раздобыть журнал посетителей клуба «Брук» за август восемьсот восемьдесят восьмого года. Двадцать шестого числа, за два дня до того, как мистер Таунсенд был найден мертвым, там было всего четыре посетителя, включая вас, сэр, и мистера Таунсенда.
Во рту Кристиана появился едкий привкус. Страха. Не за себя, а за жену.
— Мы также располагаем копиями счетов за три драгоценных ожерелья, приобретенных мистером Таунсендом в последние недели, предшествовавшие его смерти. Кроме того, мы связались с членами семьи мистера Истербрука, и они готовы поклясться на Библии, что во время его кончины его жена сидела в гостиной, развлекая гостей болтовней. И наконец, кузен моего пасынка — тот, что был на лекции — находится на пути в Англию, чтобы навестить нас, а также в качестве свидетеля, который может подтвердить каждое наше слово.
— Чего вы хотите? — Голос Кристиана не дрогнул, но в нем прозвучало отчаяние, по крайней мере так показалось ему самому.
— Вы нас неправильно поняли, сэр. Мы — не шантажистки, а правдоискательницы. Не сомневаюсь, что наши изыскания кажутся вам несущественными, но для нас они имеют такое же значение, как для вас ваши исследования, если не большее.
— Так что с нашей стороны это всего лишь визит вежливости, сэр, — добавила леди Соммерсби. — Чтобы поставить вас в известность, что мы это дело так не оставим. Мы будем сражаться за нашу репутацию.
Кристиан чуть не рассмеялся. Их репутация! Не считая этого, в словах леди Соммерсби не было и намека на шутку. Она имела в виду то, что сказала. Как бы он ни насмехался над их визитом и усилиями, они воспринимали себя с полнейшей серьезностью.
— Мне все равно, что вы скажете обо мне, но герцогиня не виновна в преступлениях, в которых ее обвиняют. Я не позволю причинить ей вред.
— В таком случае вам не следовало намекать, что она беспринципная и алчная особа, — парировала ничуть не обескураженная леди Эйвери.
— Именно. Если человек солгал, он приносит извинения. Если мистер Таунсенд лгал, пусть герцогиня внесет ясность в этот вопрос, — добавила леди Соммерсби.
— А что, если она не имеет желания делиться с публикой подробностями своей личной жизни с мистером Таунсендом?
— Тогда это ее выбор?
— Я учился вместе с Грантом, племянником леди Соммерсби. Все присутствующие знают о его наклонностях. Тем не менее я никогда не слышал, чтобы одна из вас хотя бы словом заикнулась об этом. Это подсказывает мне, что вы не считаете нужным болтать обо всем, что вам известно.
— Это совсем другое дело. Мы сплетничаем, чтобы пролить свет на страсти и слабости, а не для того, чтобы разрушить чьи-то жизни. — Леди Эйвери встала. — Мистер Таунсенд уже мертв, а бывшая миссис Истербрук стала герцогиней Лексингтон. Столь огромное везенье не уменьшится от нескольких сочных деталей, которые мы решим поведать общественности. Пойдем, Грейс, мы слишком долго докучали герцогу. Всего хорошего, сэр, мы сами найдем дорогу.
— Постойте, — сказал Кристиан. Его дыхание сбилось, сердце неровно стучало в груди. Имя Лексингтонов могло защитить Венецию от остракизма, но не могло избавить от пытки, которую приготовила для нее эта парочка. Венеции придется пережить худшие моменты жизни, пока высший свет будет развлекаться, упиваясь ее муками.
— Если вы действительно ищете правду, и если вы и в самом деле придерживаетесь собственного кодекса чести, я готов рассказать вам некоторые вещи, которые вы нигде больше не узнаете. В обмен попрошу, чтобы вы отказались от дальнейших попыток доставить герцогине неприятности.
Сплетницы переглянулись.
— Мы не можем ничего обещать, пока не услышим, что вы расскажете. В конце концов, мы работали на нашу репутацию более четверти века. Мы не можем закрыть глаза на такой урон за незначительное признание.
Незначительное признание! Неужели его откровения могут быть оценены так низко? Вполне возможно. Эти особы по горло погрязли в человеческих слабостях и пороках. То, что для него является глубоко личной драмой, может находиться в самом низу их шкалы по степени скандальности.
Но у него нет выбора. Его опрометчивые слова уже причинили достаточно бед. Хватит.
Ноздри сплетниц раздулись. Устремленные на него взгляды были взглядами двух стервятников, терпеливо ожидающих, когда можно будет приступить к трапезе. От мысли, что придется обнажить душу перед подобными особами, Кристиану чуть не стало дурно.
Он схватился за спинку стула, стоявшего перед ним.
— Я влюбился в свою жену десять лет назад, когда она еще была миссис Таунсенд.
Сплетницы снова переглянулись. Леди Эйвери села.
Кристиан так стиснул спинку стула, что побелели костяшки пальцев. Он заставил себя разжать руки.
— Это было… непросто. Не только потому, что она казалась счастливой в браке, но и потому, что мои чувства были всепоглощающими… неподвластными моей воле. А затем я столкнулся с Таунсендом. И он сказал то, что сказал. Нет нужды повторять, как я истолковал последующие события. Чего я не сказал на лекции, так это того, что отвращение и гнев не избавили меня от одержимости. Пусть помимо воли, но я оставался в рабстве у ее красоты. В последующие годы я прилагал все усилия, чтобы наши пути не пересекались. Но пришло время исполнить долг перед семьей и жениться. Это означало, что мне придется провести в Лондоне светский сезон. По мере его приближения, меня начали одолевать сомнения. Власть миссис Истербрук надо мной оставалась неизменной. Я не был уверен, что мои принципы достаточно сильны, чтобы противостоять этому наваждению, если наши пути снова пересекутся. Годы сопротивления могли пойти прахом от одной-единственной встречи. На той лекции, в Гарварде, мои мысли пребывали в смятении. Мне удалось прочитать лекцию, но, когда начались вопросы, я не сдержался. В тот момент я думал только о том, чтобы укрепить свою решимость, но вскоре понял, что допустил огромную бестактность. Я утешил себя мыслью, что нахожусь в трех тысячах миль от дома и моя американская аудитория не знает, о ком я говорю. Как вам хорошо известно, оказалось, что это не так. С тех пор у меня появились основания пересмотреть свое мнение о миссис Истербрук. Как выяснилось, я очень сильно заблуждался относительно нее. Даже если бы я не знал, как она выглядит, я все равно считал бы ее прекрасной. Я…
Дверь гостиной отворилась, явив красивейшую женщину в мире, облаченную в дорожный костюм песочного цвета.
