Джорджиана была проницательной женщиной. Дункан не пребывал в задумчивости. Он олицетворял хищника.
Движения его пальца разжигали в ней страстный огонь.
– Но ты пожалеешь об этом, – продолжил Дункан, – потому что, пока ты не откроешься, я не прикоснусь к тебе. Ты не почувствуешь на себе ни моих рук, ни моего рта, ни языка.
Её живое воображение нарисовало все эти восхитительные вещи. Она вспомнила ту ночь в бассейне. Вспомнила то потрясающее ощущение, когда Дункан прижимался к ней всем телом.
– Чем дольше сопротивляешься, тем дольше я не буду тебя целовать... ласкать... языком.
На последнем слове она резко выдохнула. Внутри неё разгорелся жаркий огонь, который сосредоточился в том месте, на которое намекал Дункан... где она хотела ощутить те самые ласки.
Он всё понял.
– Вам же нравится, когда я ласкаю вас там языком, миледи?
Боже милостивый! Джорджиана никогда не была ханжой. Последние шесть лет она провела в окружении игроков и проституток. Ради всего святого, она управляла лучшим лондонским казино. Но всё это казалось совершенно обыденным и приемлемым по сравнению с мужчиной, который с первого прикосновения превратился в воплощение греха.
Средь белого дня он обсуждал ласки языком, как погоду.
– Джорджиана, – позвал он, медленно произнеся её имя. – Тебе ведь нравится?
Его палец на губах сводил её с ума. Она сжала бёдра, напомнив себе об их игре.
– Насколько я помню, мне было довольно приятно.
Его глаза задорно вспыхнули. Он догадался, какую игру она вела.
– Всего лишь приятно?
Джорджиана скромно улыбнулась.
– Насколько я помню.
– Значит, у нас остались разные воспоминания, – сказал он, – я запомнил, как твои руки запутались в моих волосах, как ты кричала от наслаждения, как твои ноги стискивали мою талию. – Его взгляд упал на то место, где сходились её бёдра. – Я помню, как увлажнилось твоё лоно, когда ты достигла пика, помню, как ты выгибалась дугой под ночным небом, позабыв обо всём, кроме удовольствия. Которое тебе доставил я. Моим языком, который ласкал тебя в самых интимных местах.
Джорджиана позабыла об играх. Пока Дункан говорил, её тело совсем ослабело.
– Я помню твой сладкий вкус... помню, что на ощупь ты была, как изысканный шёлк, нежный и влажный... мой.
Вот опять это слово. Его.
Дункан соблазнял её одними словами, обещая ей все мыслимые и немыслимые удовольствия, если только она уступит, если откроется ему навстречу. Она глубоко вздохнула и парировала:
– Так было в прошлый раз, – проговорила Джорджиана, прерывисто дыша. – Но какая мне сейчас от этого польза?
Брови Дункана удивлённо приподнялись, он наклонился вперёд. Его слова одновременно тревожили и распаляли.
И, несомненно, соблазняли.
– Откройся мне и узнаешь.
Она захихикала. Такой честный простодушный смех шокировал их обоих. Джорджиана бы смутилась, если бы Дункан не уронил руку и не наклонился вперёд в тот момент, когда смех сорвался с её губ.
– Ты самое прекрасное создание. – Его большая тёплая ладонь обхватила её колено, и все игры мгновенно позабылись.
Джорджиана разомкнула ноги.
– Чертовски прекрасна, – проговорил он, не отрывая взгляда от лица Джорджианы, когда встал с кресла и упал на колени у края стола, между её бёдер. – Само совершенство. – Дункан поцеловал её в колено, потом в бедро. – И чертовски честна.
После последнего утверждения она застыла. В этот момент его губы прикоснулись к нежному местечку совсем рядом с тем, что жаждало Дункана. Томилось по его ласкам.
Честность.
Она не была честна с Дунканом. В том, что происходило между ними, не было ничего честного. Джорджиана была насквозь фальшива. Дункан заслуживал большего.
Он почувствовал в ней перемену и прервал интимный поцелуй. Дункан поднял на неё глаза.
– Не думай.
Она знала, что он не понимал, но всё же ответила, покачав головой:
– Ничего не могу с собой поделать.
Он прижался губами к мягким кудряшкам, скрывавшим самую сокровенную часть её тела. Томительная ласка вызвала сентиментальные чувства.
– Расскажи мне, – попросил Дункан.
Ей следовало рассказать ему дюжину вещей. Сотней ей очень хотелось поделиться. Но выпалила Джорджиана только одну. И она была, пожалуй, самой правдивой.
– Жаль, что всё, что происходит между нами не навсегда.
Её слова чуть не прикончили Дункана. Ведь они отражали его собственные мысли. Пока они находились в этом месте, которое не принадлежало ни ему, ни ей и которое бесспорно их погубит, он только и мог об этом думать.
Он тоже хотел, чтобы их отношения не заканчивались, но это невозможно. Его прошлое, её будущее - ни то, ни другое к тому не располагало. Не зависящие от них обстоятельства, которые вечно маячили на горизонте, препятствовали их совместному счастью.
Нет, всё это удел простых людей.
Стоя на коленях, он наклонился вперёд. Дункан боготворил её и чувствовал себя агнцем, принесённым в жертву богине. Он прижался поцелуем к прелестным кудряшкам, скрывавшим сосредоточение её женственности. От вида Джорджианы, так доверчиво открывшейся ему навстречу, его мужское естество затвердело, как никогда прежде.
Дункан безумно хотел эту женщину.
Возможно, он не сможет обладать ею вечно, но в его памяти навсегда останется этот момент. Дункан будет воскрешать его в воображении тёмными ночами.
После сегодняшней ночи Джорджиана не сможет наслаждаться ласками ни одного другого мужчины.
– Я никогда не пробовал ничего подобного на вкус, – прошептал он, дразня дыханием её кудри, медленно их раздвигая и наслаждаясь блеском розовой плоти. – Ты сладкая, грешная и запретная. – Он нежно провел пальцем по влажной расщелине, Джорджиана приподняла бёдра. Такая чувственная и готовая. – Вкусная, влажная и идеальная.
Он провёл пальцем по её лону, прислушиваясь к дыханию Джорджианы, которое теперь стало прерывистым.
– И ты же это знаешь сама? Осознаёшь свою силу?
Она замотала головой.
– Нет.
Он встретился с ней взглядом, наклонился и медленно провёл языком по трепещущей плоти. Джорджиана ахнула и закрыла глаза от наслаждения. Дункану её реакция доставила безмерное удовольствие.
– Нет, – сказал он. – Смотри на меня.
Она открыла глаза, и он снова её лизнул, придя в восторг от вида, как желание затопило Джорджиану.
– Скажи, что ты чувствуешь.
– Я чувствую себя...
Дункан лизнул её ещё раз, задержавшись языком у вершинки, которая жаждала ласк больше всего. Джорджиана вскрикнула. Дункан проговорил:
– Продолжай.
– Восхитительно.
– Ещё.
Он провёл языком по маленькому напряжённому бутону. Джорджиана вздохнула.
– Не останавливайся.
– Не остановлюсь, если ты продолжишь.
– Я чувствую... будто никогда... – Он принялся её посасывать, наслаждаясь тем, как Джорджиана теряла дар речи. – Боже.
Он улыбнулся, играя с ней языком.
– Бог здесь ни при чём.
– Дункан.
Когда она выдохнула его имя, он подумал, что умрёт, если в ближайшее время ею не овладеет.
– Говори же.
– Чудесно. – Она зарылась пальцами в его волосы, прижимая его к себе и покачивая бёдрами. – Ты само совершенство, – прошептала Джорджиана, поразив его до глубины души. Но тут она сказала нечто абсолютно неожиданное: – Я словно чувствую... любовь.
В тот же момент, когда слово сорвалось с её губ, он понял, что именно это и хотел заставить её почувствовать.
Дункан в неё влюбился.
Открытие должно было его ужаснуть, но вместо этого Дункана захлестнуло удовольствие от того, что правда, наконец, раскрыта. Однако где-то в глубине души его не отпускала тревога. Опустошение. Несогласие.
Он отогнал беспокойные мысли, продолжая медленно заниматься с ней любовью. Джорджиана двигалась вместе с ним, показывая, что ей нравится и где, он без колебаний удовлетворял её аппетиты. Джорджиана была манной небесной, и он ею насыщался, желая доставить ей удовольствие только ради её удовольствия. Желая оставить память об этом моменте.
