– Ты действительно уверен, что я не использовала пластины отца?
– Уверен.
– И тебе не хочется спросить об этом у меня?
– Согласись, было бы жестоко спрашивать любовницу, не мошенница ли она.
– А если бы ты узнал, что я все-таки использовала те пластины, что бы ты сделал?
– Я бы велел тебе прекратить.
– Даже если бы я напечатала и продала твои «I Modi»?
– Ну, сначала отшлепал бы тебя. – Он стукнул ее кончиком пальца по носу. – Все эти предметы своего рода игрушки, любимое занятие дилетанта. Надеюсь, моя гордость не столь велика, чтобы ради нее отказаться от друга.
У Брайд перехватило дыхание. Она явно не заслуживала его доверия. Легко быть великодушным, пока речь идет о пластинах эпохи Возрождения, но, когда Линдейл закончит свое расследование, все может сложиться по-другому.
Теперь уже скоро. Несколько дней, сказал он.
Когда Эван вернулся к ласкам, Брайд, отбросив сдержанность, позволила наслаждению и любви еще раз, в последний раз, победить ее страх.
– Ты позволишь мне пойти с тобой? – Джоан вопросительно посмотрела на сестру.
Заправив рубашку, Брайд села и стала надевать ботинки.
– Если меня увидят, твое присутствие ничего не изменит, за исключением того, что схватят и тебя. Я постараюсь сделать все быстро, так, чтобы никто не заметил.
– А если тебя все же кто-нибудь увидит?
– Если меня поймают, ты сделаешь вид, что не знаешь, почему я там оказалась, и притворишься несведущей, если они найдут пластины раньше меня. Пусть думают, что всем занималась я одна, а ты спасай себя и остальных. – Брайд повязала голову темно-синим шарфом. – Поверь, мне не хочется, чтобы нас всех сослали на каторгу.
Беспокойство сестры отнюдь не придало Брайд уверенности.
– По крайней мере, возьми хотя бы это…
Некоторое время Брайд, раздумывая, смотрела на пистолет, который протянула ей Джоан, и, в конце концов, решила, что это разумное предложение. Ладно, она возьмет его, только не сейчас.
– Я не смогу выстрелить в констебля, освобождая себе путь к бегству, и ты сама не хотела бы, чтобы я это сделала. Кроме того, вряд ли я сегодня встречусь с фальшивомонетчиками. Пока мне надо придумать способ, как их найти.
Брайд вытянула руки, и Джоан внимательно оглядела темно-зеленый камзол, желто-коричневые бриджи и шарф, скрывающий волосы сестры. Потом Брайд сунула в карман свечу и кремень.
– Поторопись. Будь осторожна. Если ты не вернешься до рассвета, я попрошу лорда Линдейла о помощи.
– Нет. Если я не вернусь, считай, что я умерла, и думай, как защитить себя. Беги, если потребуется, не медли и не пытайся что-нибудь узнавать обо мне. И что бы ни случилось, не обращайся к лорду Линдейлу.
– Хорошо, так все и сделаю, – Джоан нахмурилась, – хотя мне это не нравится. Граф легко может использовать свое влияние, чтобы помочь тебе.
Возможно, здесь-то и кроется главная опасность. Если Линдейл узнает, куда она ходила этой ночью, без труда догадается, что она связана с фальшивомонетчиками.
Выскользнув за дверь, Брайд торопливо шла по темным улицам, пытаясь думать о предстоящем деле, но воспоминания о дне, проведенном с Линдейлом, никак не давали ей сосредоточиться. В его объятиях она чувствовала себя в безопасности – ни обмана, грозящего разоблачением, ни обязательств, требующих от нее чрезмерных жертв. Однако с тех пор как она вернулась домой, ее не покидала глубокая скорбь. Линдейл знал о фальшивых банкнотах, его расследование касалось именно их. Пока ему не известно, какую роль здесь играли сестры Камерон, но вскоре он найдет фальшивомонетчиков и тогда узнает все.
Хотя Эван проявил великодушие в отношении поддельных гравюр, Брайд не ждала от него понимания, когда ему станет известно, что в ее наследстве были пластины для изготовления фальшивых денег, и она пользовалась ими.
Вытерев слезы, Брайд ускорила шаг. Она в любом случае окончательно порвет с ним, невзирая на то, кто первым найдет пластины, – обман не может продолжаться, даже если Линдейл останется в неведении.
Брайд очень надеялась, что сегодня ее не схватят, ее подозрения оправдаются, и она достигнет своей цели, – тогда у нее появится крошечный шанс спасти сестер и сделать это так, чтобы Линдейл не узнал всей правды.
Темные улицы были пустынны, лишь изредка кое-где мелькал прохожий или проезжала карета. Но в Сити народу стало больше, и Брайд почувствовала себя менее одинокой.
Добравшись до Флит-стрит, она спустилась по узкому переулку к фабрике Туикенема. Дверь была заперта.
Убедившись, что никто не видит ее под покровом ночи в этом безлюдном переулке, Брайд обошла здание. Ни огонька, ни звука.
Она попыталась открыть окно задней комнаты. Безуспешно. Тогда, подняв с земли кирпич, Брайд резким ударом выбила стекло, осколки со звоном посыпались на землю. Прижавшись к стене, Брайд замерла, готовая к бегству, но вокруг по-прежнему было тихо.
Наконец преодолев страх, грозивший парализовать ее, Брайд открыла створку и залезла внутрь. Шагнув на край чана, стоявшего под окном, и обретя равновесие, она спрыгнула на пол и зажгла свечу. Дав глазам привыкнуть к свету, Брайд внимательно оглядела слои фетра, но бумаги между ними уже не была. Осторожно двигаясь вдоль стены, она в конце концов обнаружила несколько пачек бумаги на дальнем краю стола и, капнув рядом немного воска, установила свечу, а затем на ощупь попыталась определить, в какой пачке находится нужная бумага.
Взяв один лист, она посмотрела его на просвет: тот же узор сетки, тот же водяной знак, какие она заметила, когда приходила к Туикенему. Частые, очень характерные линии. В восьми местах линии образовывали слова «Английский банк». Не столь безупречно подделанная бумага, которую использовали для купюр тридцать лет назад, хотя весьма похожая. Брайд узнала эти волнистые линии за миг до того, как Туикенем бросил сетку в чан, и она подозревала, что Линдейл их тоже видел.
Скоро Туикенем передаст бумагу фальшивомонетчикам; значит, ей придется постоянно наблюдать за магазином, чтобы проследить весь путь бумаги до пластин. Но сумеет ли она справиться одна, или ей нужна будет помощь? У нее возник соблазн все рассказать Линдейлу: возможно, этим она сможет уберечь сестер от неприятностей, повернув дело так, как будто все делала одна. Разумеется, Линдейл ей не поверит, но ведь он может притвориться…
С другой стороны, его чувство долга и ее предательство вряд ли позволят ему быть великодушным.
Сложив один из листов и сунув его в карман, Брайд хотела загасить свечу, как вдруг услышала за стеной голоса. Она замерла от ужаса, ей даже показалось, что сердце ее остановилось. Тем не менее, грозящая опасность заставила ее действовать. Подхватив свечу, которая погасла от резкого движения, она бросилась к окну и вскочила на край чана.
