Она не опасалась встретить здесь Доминика. Хоть Вэйфилд–Парк был совсем близко, это было последнее место, куда бы он направился. Ее коттедж на юго–восточной границе Литтл Сомс представлял даже меньшую угрозу.
Она убедила себя, что боль не продлится долго. Как любая болезнь, она пройдет, и она станет сильнее от этого.
Она прошла по церковному двору, остановившись у ворот кладбища. Тусклый свет лился в трех направлениях. Она заметила неловко склонившуюся над могилой фигуру, опирающуюся на палку с латунным набалдашником, кладя цветы. Экстравагантные желтые тюльпаны. Слишком радостные для унылого дня.
Джентльмен встал, приосанился и поднял лицо к приглушенному свету. И тут невозможно было ошибиться. Дедушка Доминика, мистер Коллинз. Совсем не на смертном одре, как ей показалось. Что–то ужасное шевельнулось в ней при виде этого человека, который причинил Доминику такую боль. Кто сделал его тем мужчиной, каким он был сейчас, — кто не мог любить. Никогда не полюбит ее. Даже, если она его полюбит. А она его любила. В этом было больно признаться, больно ощущать. А она ощущала это.
Каждый день.
Подняв подбородок, она направилась вперед быстро и решительно, хотя и понятия не имела, что ему сказать.
Он посмотрел вверх, застигнутый врасплох ее приближением.
– Кто вы? – рявкнул он.
— Фэллон О'Рурк, — она остановилась.
Он критически оглядел ее.
– Я вас знаю?
— Я живу в коттедже прямо за старой мельницей.
Он кивнул один раз, это движение было кратким и пренебрежительным. С ворчанием он снова обратил внимание на могилу.
Он напомнил ей немного саму себя. Достаточно, чтобы она смогла только стоять и смотреть. Без сомнения, Вэйфилд–Парк кишел слугами. Люди были справа и слева. И вот он стоял здесь. И, похоже, чувствовал себя так же, как она. Одиноко. Покинуто.
Фэллон только думала, что, получив дом, с ней будет все в порядке. Решено. Может, она даже испытает счастье. Но ночью, после того, как сестры Редли уходили, она забиралась в кровать и лежала одна. И она не могла себя обманывать там. Ничего не было в порядке. Она вовсе не рассчитывала, что независимая жизнь принесет такое острое чувство одиночества. Гудящая тишина дома. Тихое дыхание в комнате. В ее постели. Черт побери Доминика! Он все разрушил.
Она проследила за взглядом мистера Коллинза, читая надпись на надгробии и испытывая небольшой всплеск изумления.
– Неужели герцогиня Дамон не похоронена рядом со своей семьей? – он перевел взгляд серых глаза на нее. Настолько знакомых глаз, что она снова почувствовала изумление.
– Она похоронена рядом со своей семьей.
Неужели не было семейного склепа в Вэйфилд–Парке? Необычно. Фэллон покачала головой, глядя на надгробия рядом с матерью Доминика, и подумала, почему не видит могилы отца Доминика.
— Откуда вы меня знаете?
— Я видела вас в церкви в прошлое воскресенье, — у нее не было намерения выдавать подробности того, где она видела его в первый раз.
— Мистеру Симмонсу следует поработать над речью. Слишком много междометий, — проворчав это, мистер Коллинз перевел взгляд на могилу. – Герцог посчитал, что моя дочь должна упокоиться здесь, а не в семейном склепе Дамонов, — в его голосе послышалось негодование. – По его словам, она недолго побыла герцогиней, прежде чем умерла, — мистер Коллинз положил свои руки на набалдашник трости и пожал плечами, как будто теперь это почти ничего не значило.
Даже ничего не зная об этой ситуации и совсем немного об отце Доминика, она расслышала, как говорит со своей обычной напористостью.
– Но это не должно было иметь никакого значения.
Он снова посмотрел на нее серыми глазами, выражение его лица оставалось мрачным.
– Не могу с вами не согласиться. Она умерла, рожая герцогу наследника. Она заслужила место в фамильном склепе.
Его слова дали ей возможность начать. Она была совершенно уверена, что не найдет никакого согласия с человеком, который жестоко не обращал внимания на Доминика, оставив его с гувернанткой, которая над ним издевалась.
И все же в этот момент, находясь на кладбище, где ветер свистел вокруг них, она осознала, что они оба — души, брошенные на произвол судьбы. Оторванные от Доминика. Странное ощущение родства наполнило ее грудь, и она стала ближе к старику, который качался под порывами ветра.
Вероятно, не одна она получила удар отказа Доминика. Правда, он бы не рассматривал предложение стать его любовницей, как отказ, но она не могла по–другому посмотреть на это. Это был удар в сердце. В сердце, которое хотело большего. Вздохнув, она покачала головой. Казалось, это все. Она подумала о своем новой доме с зеленым плющом и сладко–пахнущей жимолостью. Это было больше того, на что она могла надеяться… и все же, этого теперь было недостаточно.
Внезапно ее охватил порыв. Подняв подбородок, она услышала, как спрашивает, прежде чем смогла передумать.
– Вы не желаете куриного бульона, мистер Коллинз?
В этот раз секретарь известил его в письменной форме.
Письмо было кратким, лаконичным. Прочитав, Доминик бросил его в огонь и, держась рукой за каминную полку, наблюдал, как языки пламени пожирают пергамент.
Слова медленно всплывали перед глазами.
Ваш дедушка умирает. Если хотите с ним увидеться, приезжайте как можно скорее.
Разумеется, он не поедет. Его чувства ничуть не изменились с тех пор, как он последний раз говорил с Мэдоусом в клубе. Его чувства не изменились. Изменился он сам.
Он изменился на прошлой неделе. Он почти не спал и не ел. Обычный бренди его не привлекал. Заходил Этан и попытался его как–то вытащить из этой хандры. Доминик все время расспрашивал его о Фэллон, но так и не смог узнать, где она находится, чтобы найти ее. Все напрасно.
Если она захочет, чтобы ты знал, она свяжется с тобой. Ответ его разозлил. Тот факт, что Хант знал ее местонахождение, утверждал, что он общается с нею — наполнял герцога бессильной яростью. Он сжал руку в кулак. Вместо того чтобы поколотить своего лучшего друга за вмешательство в его жизнь, Доминик выставил его из своего дома.
Что бы он ни делал, он не мог прекратить думать о Фэллон. Это было неправильно. У нее теперь свой дом. Все, о чем она когда–либо мечтала. И все же он нанял сыщика с Боу–стрит, чтобы узнать, где она сейчас находится. Он не знал зачем. Даже если бы он знал, где ее найти, он не мог предложить ей большего, чем раньше. Она заслуживала большего. Верности, замужества, такого мужа, который будет сопровождать ее в церковь по воскресеньям. Пристойного, любящего мужа. Он не мог дать ей ничего подобного. Если бы он был благородным, то он оставил бы ее в мире. Разрешил бы ей идти дальше по жизни. Но он никогда не был благородным.
