Доминик вглядывался в съежившуюся фигуру деда под стеганным одеялом на массивной кровати. Будучи ребенком, Доминик запомнил деда высоким, пугающим в черном тонком сукне. Эта картинка из прошлого противоречила реальности.
Воздух в комнате был душным, несвежим. Лампа горела на ночном столике, но давала очень мало света в комнате.
— Доминик.
Слабый голос поразил его. Почти также, как использование его имени, а не одного из обычных обозначений его деда. Последний содомит. Дьявол. Сатанинское отродье.
Доминик приблизился к кровати и всмотрелся в восковое лицо, едва узнавая, настолько изменилось оно с его последнего посещения. Впалые щеки задвигались, когда старик заговорил.
— Я рад, что ты приехал. Я ждал… — его голос исказился.
Напряженность связывала его плечи узлом. Он вспоминал слова, которые он швырял в него во время последнего посещения. Моя последняя надежда на спасение твоей бессмертной души – это увидеть тебя в здравии и хорошо устроенным. Мне не будет спокойно на небесах, пока ты не сделаешь все как надо.
Теперь дед смотрел на него, уже не ожидая, что Доминик исправится.
Присаживаясь на кровать, он был готов к любому язвительному выпаду деда, зная, что он выдержит это. Ради Фэллон. Для нее имело значение, на что он здесь решился. Когда он найдет ее, он расскажет ей об этом. Он найдет силы избавиться от прошлого, чтобы идти дальше и быть достойным ее.
— Я так старался помешать тебе стать грешником, каким был твой отец. Хронический игрок… до самой смерти. Всю жизнь был бабником. Я не хотел, чтоб ты превратился в такого человека, как он. Он уничтожил мою девочку. Совратил ее, а затем разбил ей сердце. Все равно, что убил ее.
Он медленно покачал головой, лежащей на абсолютной белой подушке.
— Я не собирался позволять тебе быть таким, как он, — остановившись передохнуть, он добавил, — я пытался. Единственным способом, который знал. Возможно, я был слишком тверд. Возможно, я был неправ, доверяя миссис Пирс… Его голос прервался, и он снова покачал головой.
— Я должен был уволить ее. Теперь я знаю это. Я сожалею, Доминик.
Доминик смутился под взглядом деда, в горле встал горячий ком, кожа покрылась мурашками. Он уставился на тонкую руку на кровати близ его собственной. Рука выглядела трогательно маленькой. И человек… человек не имел никакого сходства с холодной отдаленной тенью его юности. Доминик приехал сюда напряженным и готовым к привычным обвинениям, которые свалятся на него. Он готов был ощутить старую ненависть.
Но это тоже ушло. Испарилось, как дым на ветру. Доминик чувствовал только потерю. Сожаление от того, что, возможно, было бы…, но теперь он никогда не узнает.
Но, возможно, он еще сможет иметь это. С Фэллон.
Он осторожно положил свою руку на тонкую кожу руки деда. Невероятно, он услышал, как сказал: «Мне жаль, что у нас не было времени, чтобы начать сначала».
Заскрипела половица, и Доминик одним быстрым движением поднялся и обернулся. Его пристальный взгляд наткнулся на фигуру, скрытую тенями.
— Кто там? — потребовал он, униженный, что кто–то стал свидетелем близкой беседы.
— Простите меня.
Женщина ступила ближе, ее шепот поднял волну знакомой нежности в его измученной душе. Она вышла из тени и на лицо упал свет лампы.
— Фэллон.
Он выдохнул ее имя, грудь сдавило.
— Я не хотела подслушивать.
Слова вылетели в возбужденном порыве, руки переплелись вместе перед ней.
— Ты вошел в комнату, и я запаниковала, — она показала на ширму. — Когда ты начал говорить…
Фэллон резко остановилась. Даже во мраке комнаты он увидел, как краска прилила к ее щекам. Она долго смотрела на него ищущим пристальным взглядом.
— Мои извинения.
Она выбежала из комнаты, широкие юбки со свистом обвились вокруг ее лодыжек. Юбки цвета абрикоса, подумал он в гробовой тишине. Он когда–нибудь видел ее в цветной одежде?
Он снова произнес ее имя, глядя на открытую дверь, через которую она сбежала. Вопросы теснились в голове. Что она делала здесь? В этом доме? С его дедом?
Скрипучий голос его деда прорвался сквозь мысли.
— Значит это был ты.
Доминик повернулся и посмотрел вниз, на кровать, в такие же, как у него, глаза. Не раздумывая, он кивнул.
— Да.
— Я должен был предположить.
Его позвоночник напрягся.
— Почему это?
— Девочка лечила разбитое сердце. Она сказала, что ты не любишь ее, что ты не можешь любить.
— Я могу, — отчаянно сказал он, чувствуя себя оспариваемым, отрицаемым, и это ему ох как не нравилось. Тем более что он почти сразу понял, как только позволил Фэллон уйти из его жизни, что она должна вернуться. В его голосе послышалась резкость, и он сглотнул, чтобы улучшить тон. – И я буду.
— Тогда иди, — голос деда окреп, и чуть громче он добавил — У вас еще есть время.
Слова с силой ударили его в грудь, окрыляя его. Снова кивнув, он вышел из комнаты. Сначала шагом, а потом побежал.
Фэллон остановилась на нижних ступенях лестницы, проклиная свою злую долю при виде улыбающегося лица преподобного Симмонса, излучающего удовольствие от встречи с ней.
— Мисс О’Рурк, как приятно вас видеть! Вы сейчас разговаривали с нашим несчастным мистером Коллинзом?
Тут его лицо, излучающее удовольствие, вытянулось, принимая соответствующий ситуации огорченный вид, при этом он цокал языком.
Фэллон кивнула, спускаясь в холл, ее сердце билось слишком быстро, как у загнанной лошади, чтобы отвечать связной речью.
Доминик. Она с силой провела рукой по лицу, с отвращением отмечая, как она дрожит.
Что он здесь делает? Это было последнее место, где он когда–либо появился бы, учитывая его отношения с дедом. А она ведь чувствовала себя совершенно безопасно в Вэйфилде – последнем месте, где он хотел быть. И все же он был здесь. Наверху. С тем самым человеком, кого больше всего ненавидел, проявляя доброту, говоря такие слова, каких она никогда не думала услышать из его уст.
— И как себя чувствует джентльмен?
Девушка встряхнула головой, поднимая взгляд на молодого викария и пытаясь сосредоточить на нем внимание.
— Неважно. Он борется.
— О, но он наделен крепким телосложением, – священник покачал белокурой головой.
— Сейчас он уже слишком долго пытается быть сильным.
Он взял девушку за локоть и наклонился вперед, как будто чтобы доверить ей какой–то огромный секрет:
— Я полагаю, что ваше появление в жизни нашего больного возродило его, — карие глаза преподобного потеплели, когда он бродил взглядом по лицу Фэллон. Пальцы викария чертили маленький круг на внешней стороне предплечья девушки. – В вашем обществе многие угасающие души почувствовали бы себя бодрыми и обрели бы снова волю к жизни.
