Осторожничая, она принялась втирать мазь в напряженные мышцы бедра и продвигаться вниз. Стоны Остина стала громче, когда она дошла до колена, и она прекратила массаж, пальцами пытаясь определить повреждение. Если коленная чашечка здесь и была, то она не могла ее найти, а открытые раны на колене сочились сукровицей.
Она смочила ткань и начала промывать раны. Раньше она никогда не представляла себе всех отличий мужских и женских тел, но, ощупывая крепкие, упругие мышцы и сухожилия, ясно поняла эти отличия. Она подозревала, что натруженное тело Остина было крепче, чем у большинства джентльменов, но этот факт только усиливал ее любопытство.
Когда ее пальцы задели острый обломок, торчавший из одной раны, недвусмысленное ругательство разорвало тишину. Обри подпрыгнула, а Джон залился краской и бросил на нее извиняющийся взгляд. Они оба прикипели глазами к мужчине, корчившемся от боли на кровати.
Обри поспешно приказала Джону, чтобы он собрал подушки, которые она разбросала вокруг кровати. Джон с готовностью протянул ей подушку и поднял голову Остина, чтобы она помогла ему удобнее устроиться. Недовольство искривило загорелое лицо Остина, но через мгновенье он открыл один глаз. Обнаружив склоненное над ним озабоченное: лицо Обри, он заставил себя раскрыть и другой.
– Бог мой, чем вы меня стукнули? – простонал он, когда попытался повернуть голову и сфокусировать взгляд.
Обри обменялась с грумом взглядами облегчения. По крайней мере, он пришел в сознание.
– Пойдите, скажите леди Хитмонт, что дубовая голова ее сына еще не расколота окончательно, – пробормотала Обри, сообщая хорошие новости в единственной манере, которую она могла вынести без слез.
Джон понимающе кивнул и послушно вышел.
– Вы точно уверены, что она не цела? – жалобно пробормотал Остин – Я чувствую себя так, словно ее расколотили на миллион мелких кусочков.
– Ваша голова не так уж велика, – ответила Обри. – Судя по случившемуся, вы пользуетесь ею так редко, что я сомневаюсь, повредило бы вам, если бы ее вообще убрали. Достаточно глупо было карабкаться по той скале с такой ногой…
Ее горло сдавили слезы, она не смогла продолжать и отвернулась, чтобы налить ему стакан бренди.
Он проигнорировал бренди и всмотрелся в ее залитое слезами лицо.
– Вы запачкались, – наконец сказал он, не выдавая своих мыслей.
– А вы нет? – коротко ответила она, вставляя стакан ему в руку. – Мне принести вам зеркало?
– Если мое прелестное личико чуть поцарапает жизнь – невелика потеря, – заверил ее Остин, скривившись, когда попытался усесться ровнее. – Но будь я проклят, если мне не удастся сесть прямо в не таком уж отдаленном будущем.
Обри мягко подсунула под него еще одну подушку и уселась на краю кровати подержать стакан, пока Остин устраивался поудобнее. Слезы блестели в ее глазах, когда она смотрела, как он ворочается в постели. Горячечный румянец на его щеках и блеск в глазах не предвещали ничего хорошего в ближайшие часы.
– Не думаю, что вы сломали себе что-то серьезное, если это то, что вас интересует, – терпеливо ответила она. – Не делайте резких движений, а не то ваши ребра отомстят за вашу поспешность. У меня есть немного настойки, которую я могу дать, когда вы подкрепитесь бренди. Она не очень приятна на вкус, но снимет боль.
Остин посмотрел на нее с подозрением.
– Не опий?
– Самая капелька, – успокоила его Обри.
– Ни капли, – ответил он твердо, возвращая ей стакан. Обри решительно сжала губы, чтобы удержать слезы.
– Боль станет сильнее, – предупредила она. – Я хочу только, чтобы вы смогли отдохнуть, пока можете.
– Никакого опия, – повторил он и, смягчившись при виде заплаканных глаз Обри, добавил в свое оправдание: – Мой отец был наркоманом. Я не хочу повторить его судьбу.
Она кивнула, смутно понимая его опасения.
– Я не стану давать его без вашего ведома. Но я не вынесу ваших мучений.
– Не думайте об этом. Что с моей ногой? Такое ощущение, словно ее пилят тупой пилой.
Остин попробовал шевельнуть ногой и еле сдержал крик от боли, когда металлические осколки под кожей коснулись кости.
– Она еще здесь. Это все, что я могу о ней сказать. Я пыталась обследовать ее, но вы проснулись.
Когда вспышка боли, вызванная его движением, утихла, Остин понял, что на нем ничего нет, кроме тонкой простыни. Он странно посмотрел на нее при упоминании об обследовании.
– Думаю, Джон был бы лучшей сиделкой. Раньше он уже ухаживал за мной. Почему бы вам не пойти к моей матери и не позволить мне уснуть? Через несколько дней все будет в порядке.
Обри вознаградила его сердитым взглядом.
– Мне кажется, вы бредите. Сон не вылечит вас, милорд, а умения Джона ограничиваются уходом за ногами лошадей. Потребуются все мои ограниченные знания, чтобы предотвратить распространение инфекции, прежде чем приедет хирург. Судя по тому, как выглядит ваша нога, инфекция была в ней еще до этого падения. Для интеллигентного человека вы хорошо играете роль дурака, Остин.
В голове Остина били адские молотки, но он смог уловить чувство тревоги, скрытое за ее сердитыми словами. Годами он жил в страхе потерять ногу. То, что случилось сейчас, казалось чертовски несвоевременным. Однако ее беспокойство не решит проблемы.
– Делайте, что сможете, девушка, – устало пробормотал он, закрывая глаза. – Только убедитесь, что работники производят обходы каждую ночь. Я не пущу этого выродка в дом.
Бессвязные слова трудно было понять, но Обри почувствовала, что они имеют какую-то связь с преступником, который сломал изгородь в овечьем загоне.
– Кто он, Остин? Позвольте мне отправить за ним шерифа.
– Нет доказательств, чтобы задержать его… Повесить, когда я их найду… Выродок убил Луизу. Держитесь от него подальше, любовь моя…
Пробормотав невнятицу, он впал в бессознательное состояние, оставив Обри в объятиях неопределенных опасений. Кого он звал своей любовью? Луизу? Он кого-то боялся, и она не могла избавиться от тревоги, вызванной его намеками.
Леди Хитмонт пришла тем же вечером, чтобы отговорить Обри от ее неусыпного бдения.
– Позвольте мне посидеть с ним, пока вы будете отдыхать, дорогая. Мы мало, что сможем сделать, пока он в таком состоянии.
Светло-голубые глаза с тревогой смотрели не невестку из-под шапки седых волос.
Обри сменила холодный компресс на горячем лбу Остина и мягко улыбнулась в ответ на эти увещевания.
– Я не устала. Я буду отдыхать здесь.
Брови леди Хитмонт сошлись в затаенном негодовании, когда она осторожно затронула вопрос, беспокоивший ее больше всего.
