Бронислав отправился завтракать к Одзе, граф Август тоже встал.
— Граф, вы пойдете к Ружинской прощаться? — спросил Фычо.
— Сам не знаю, — невозмутимо ответил граф. — Надо бы… Может, на минутку зайду, а вы?
— Я предпочел бы не ходить, что-то не хочется… да неудобно. Зайду, пожалуй, но сначала забегу к графине.
Едва за графом Августом закрылась дверь, Фрычо с криком сорвался с места:
— Михалек, венскую визитку, да поживей!
А сам тем временем подошел к зеркалу, перед которым была настоящая выставка баночек и флаконов с духами, помадами, кремами и прочим.
— А какой галстук подать, ваша милость? — спросил Михалек.
— Подай все, сам выберу!
Лакей разложил на столе разноцветные галстуки — узкие, пошире, совсем широкие, — их было тридцать шесть штук!
— Скажи, Михалек, какой мне больше всего к лицу?
— Ваша милость во всех хороши!
— Гм, но какой выбрать? Коричневый слишком темен, синий не подходит по цвету к визитке, может, зеленый, а? Подай визитку!
Визитка была темно-вишневой, и зеленый галстук оказался неподходящим. Все тридцать шесть галстуков, один за другим, были приложены к визитке, рассмотрены вблизи и издалека, пока наконец не был выбран темно-красный.
Таким же образом были осмотрены и выставленные в ряд у стены блестящие, как стеклышко, двенадцать пар ботинок, полуботинок и штиблет. Только через час Вевюрский в вишневой визитке и темно-красном галстуке, пахнущий чистейшим mille-fleurs'ом[128], в перчатках ярко-желтого цвета, держа в руках шапокляк, встал перед зеркалом и с победоносным видом оглядел себя.
«N'ai-je pas l'air d'un chérubin?»[129] — подумал он, после чего посмотрел на часы на толстой цепочке со множеством брелоков и прошептал:
— Еще только двенадцатый час, пойду сначала к графине, а потом к ней, c'est le plus convenable[130].
Не замечая Михалека, он стал ходить по комнате, бормоча что-то себе под нос, словно повторял урок, который придется скоро отвечать:
— Пани, я у ваших ног…
Или:
— О пани, сжальтесь надо мной…
Слова он сопровождал жестами, — сгибал ногу, будто собирался опуститься на колени, но всякий раз, взглянув на сомнительной чистоты пол, выпрямлялся и снова ходил по комнате, натягивая уже надетую на руку перчатку и продолжая что-то шептать.
Почти в то же самое время граф Август, одетый столь же парадно, стоял у себя дома перед большим зеркалом, любуясь своей статной, действительно красивой фигурой. Вот он поправил богатую цепочку от часов, при этом на его пальце сверкнул бриллиант, небрежно опустил на лоб два черных блестящих локона, натянул белые перчатки и, бросив последний взгляд в зеркало, подумал: «Аполлон!»
Граф Август посмотрел на часы.
— Двенадцать! — прошептал он. — Рановато, но все же я пойду, — и мысленно добавил: «Графу все простительно!»
После чего, весьма довольный собой, с важностью, достойной графского титула, зашагал по улице, направляясь к Ружинской.
О нищие духом, неужели вы думаете, что визиткой, галстуком или искусно завитыми волосами можно завоевать сердце женщины! Где в нашей юдоли слез потеряли вы голову?
В то утро Регина с рукодельем сидела одна в гостиной.
В белом утреннем платье, с пунцовым цветком в волосах, с румянцем на лице, — никогда еще не была она так хороша! Глаза у нее блестели, губы были алые, как нитка шелка, мелькавшая в ее руках. Время от времени она бросала задумчивый взгляд то на окно, за которым ветер раскачивал деревья, то на закрытые двери, словно кого-то ждала.
Дверь долго не открывалась, но вот дверная ручка опустилась. Регина вздрогнула и, грациозно откинув голову назад, улыбнулась, как улыбаются в ожидании счастья.
Дверь широко распахнулась, и в комнату вошел граф Август.
На лице Регины выразилось разочарование, но это не помешало ей вежливо поздороваться с гостем.
— Все наше общество, — заговорил граф, располагаясь в кресле напротив Регины, — готовится облечься в траур. Разнесся слух, будто вы завтра уезжаете.
— Да, — подтвердила Регина, — завтра мы уезжаем в Варшаву.
— В Варшаву Mon Dieu!.. Как жаль, что я не могу составить вам компанию. Я тоже собирался в Варшаву, но figurez-vous, madame, мой управляющий пишет, чтобы я приехал как можно скорее, так как представился случай заключить выгодную сделку, — речь идет о продаже части моих лесных угодий.
Когда граф говорил это, совесть, как докучливый цензор, шептала ему: «Врешь! Нет у тебя управляющего, а есть только жалкий эконом, а лес, которым ты владел когда-то, давно продан, сплавлен по реке в Кенигсберг». Но граф не слушал назойливый голос. Одна его рука небрежно лежала на подлокотнике, другой он играл цепочкой от часов, устремив на Регину один из своих самых пленительных взглядов.
— В каких краях расположены ваши владения, граф?
— Повсюду!
А совесть шептала: «Лжешь! Всего-то у тебя две деревеньки, и те неподалеку друг от друга!»
— Одно имение в В-ском уезде, в живописном месте.
«На песчаном косогоре!» — шептала совесть.
— Реки, озера, леса, — словом, целая панорама, а дом стоит на высокой горе…
«Не дом, а развалюха!», — шептала совесть.
— Да? — перебила Регина. — А я думала, что уезд В. низменный, и там нет гор.
— Si fait, si fait![131] Но в моем поместье есть горы. Оно досталось мне от матери, et mon grand-pére maternel[132], князь Л., приказал насыпать холмы и истратил на это миллионы! Да, миллионы! Есть у меня поместья и в М-ской губернии.
«Не поместье, а заложенная деревушка», — шептала совесть.
— Там картина иная: огромные до небес леса, в которых есть что-то зловещее, романтическое; пещеры, руины древних поселений, и посреди всего этого — замок с башнями, в котором мои предки принимали королей.
«От всего этого великолепия остался только флигель, где живет эконом», — шептала совесть.
— Должно быть там очень мрачно, — с легкой улыбкой отозвалась Регина.
— Вы правы, все это отдает moyen-age[133], и я со своим веселым нравом не очень-то люблю это мрачное уединение, mais, que voulez-vous[134], зато я получаю от поместья большой доход, — там гонят деготь.
«Уже давно, все до капли, перегнали», — шептала совесть.
— И недостатка в обществе вы тоже не испытываете? — спросила Регина, которой надоело слушать про графские богатства.
— Malheureusement, madame[135], вокруг много этой… мелкой шляхты. Но в В-ском уезде, неподалеку от меня, живет моя сестра, княгиня 3., шурин, граф В., тетушка, баронесса фон Н., и молодые князья Я., mes intimes amis[136]. Один из них год назад вернулся из Испании и привез мне приглашение, можно сказать требование, от тамошнего королевского двора, чтобы я явился в Эскуриал и представился моей кузине, ее величеству королеве Изабелле. Она доводится мне кузиной, потому что мой дядя граф Родерик В. несколько лет назад вступил в брак с племянницей королевы Изабеллы. Я непременно поехал бы в этом году в Мадрид, куда меня призывают столь дорогие и лестные узы, если бы князья Я. не упросили меня еще на год остаться в наших краях. У сестры живут две племянницы мужа, княжны 3., des charmantes personnes[137].
