Он взял листок в руки и сделал вид, что просматривает перевод из Цицерона. На самом деле Андрэ рассматривал девушку. Та была просто обворожительна: волосы отросли и золотисто-рыжими волнами спадали на плечи. Он приобрел для нее несколько дорогих чепцов, но она не имела привычки носить их, предпочитая распускать волосы. Как бы служанка ни старалась, Энни вечно теряла пришпиленный к голове убор. Он также приобрел для нее несколько дорогих платьев богатых цветов из тонкого шелковистого бархата и из лучшей испанской шерсти. Деревенские женщины, которые шили их, не обладали особой творческой фантазией, поэтому наряды не отличались разнообразием украшений – только простые оборки и декоративные разрезы. Тем не менее простота стиля как нельзя больше гармонировала с Энни. Девушка обладала какой-то неуловимой привлекательностью, которая заключалась не столько в красоте лица или фигуры, сколько в живом блеске глаз, светящихся умом, и ослепительной, хотя и такой редкой, улыбке. Это было, по мнению Андрэ, наследственной чертой.
– Вы неплохо справились с переводом, – Андрэ всегда был сдержан на похвалу.
– Чушь собачья, Андрэ.
Он поджал губы. Она часто шокировала его своими жаргонными словечками, опять же сильно напоминая королеву. Но он никогда не говорил ей об этом.
– В самом деле? – бесстрастно спросил он.
– Мой перевод просто отличный. Скажите еще, что когда-то читали лучший, чем мой.
– Читал.
– Да? – она недоверчиво посмотрела на него. – Чей?
– Королевы.
Энни фыркнула:
– Вы просто ослеплены ею, как и все остальные мужчины, которые преклоняются и заискивают перед ней, – например Лестер, Хэттон и лорд Бург.
– Вам не следует повторять придворные сплетни, Энни. Я уже говорил вам об этом.
– Но чем еще мы занимаемся здесь? – спросила она и, нахмурившись, взгромоздила локти на стол. – Единственное развлечение в этом адском, холодном месте состоит в получении хоть каких-то сплетен, и, должна вам сказать, вы поглощаете их с неменьшей жадностью.
Это действительно было так. Только Андрэ делал это не с целью развлечения. Он хотел держать руку на пульсе королевства, для этого ему нужно было знать все нюансы событий. Он всей душой жаждал вернуться ко двору, но пока не осмеливался. Сказав королеве, что отправляется в Уэльс, чтобы разведать таинственные обстоятельства исчезновения на пути в Лондон собранных налогов, он получил от нее разрешение на длительное отсутствие.
– Елизавета когда-нибудь переводила Овидия? – спросила Энни.
– Нет.
– Тогда я переведу.
Андрэ подавил непроизвольную улыбку. Он старался не показывать того, но восторгался способностями своей ученицы, ее острым умом, боевым духом, страстью к знаниям и неутомимым любопытством. Девушка была Елизаветой, но без крайностей, без прожитых лет предательства, страха за свою жизнь, лет, проведенных на публике.
Глядя в открытое лицо Энни, он угадывал в нем признаки величия. Если ему, Скалия, удастся развить их, она станет величайшей из королев в мире.
– Да, – наконец проговорил он и, прижав ладони к столу, наклонился к ней. – Bы получите Овидия и все, что только пожелаете.
Теперь его овечка стояла в сухом загоне и наслаждалась творчеством великих, которым могла занять свой пытливый ум.
Энни посмотрела на него и нахмурилась:
– А что это за знак вы носите?
Андрэ быстро выпрямился и прикоснулся рукой к серебряной броши – единственной памяти о матери, знать которую ему не довелось. Когда вторая герцогиня Альбукеркская выставила его самозванцем, он едва сумел унести ноги.
– Ничего особенного, – сухо ответил он. – Просто украшение.
Энни подперла подбородок ладонью:
– У Родриго есть кулон с эмблемой, похожей на эту. Лев, стоящий на задних лапах, да?
Дурное предчувствие закралось в душу Андрэ.
– Родриго… Твой бывший опекун?
– Да. У него дома есть и гобелен с таким же львом.
– Ну, это довольно распространенная эмблема, – Андрэ попытался отмахнуться от неприятных ассоциаций. – По правде говоря, я даже не помню, кто подарил мне этот знак.
– Понятно, – Энни отодвинула кресло и встала из-за стола. – Можно мне идти? – спросила она. – Лорд Оуэн пригласил меня на охоту.
– Обязательно надень теплый плащ на меху и не отходи далеко от Оуэна и загоняющих. Ты ведь плохо знаешь окрестности.
– Я прошла полмира и не заблудилась, не так ли? – спросила она.
На этот счет Андрэ сильно ошибался. С окрестностями она давно уже хорошо ознакомилась. Внешне всем казалось, что она удовлетворена своим пребыванием здесь: ей по-настоящему нравились ее занятия с Андрэ, она упивалась возможностью обучаться тому, чему учили сыновей благородных дворян, но в глубине души ее одолевали неясные томления и желания, которые порой делали пребывание в уэльском замке невыносимым. Переодевшись в простое платье, Энни часто бродила по каменистым холмам и зеленым лугам, окружавшим замок, смотрела на море и думала о том, что ждет ее впереди.
Когда она вышла во двор, Оуэн уже ждал ее. Подле него толпились загонщики, прислуга и прочий народ, без которого на охоте не обойтись. У него на руке сидел любимый сокол, а у ног резвилась пара короткошерстных лоснящихся собак.
Увидев Энни, лорд улыбнулся той мальчишеской улыбкой, от которой у женщины захватывало дух.
– Вот и вы, моя госпожа. Сегодня замечательный день для охоты.
Энни полной грудью вдохнула свежий воздух.
– Да, милорд, я готова.
Его голубые глаза потемнели.
– Не совсем. Вам кое-чего не хватает.
Энни придирчиво осмотрела себя.
– Нет же, вы ошибаетесь, все на месте. Так чего же нет?
– Улыбки, – ответил Оуэн. – Вы никуда не поедете, пока не подарите мне одну.
Несмотря на предупреждение Эвана, Энни с готовностью легко отвечала на ухаживания Перрота. Он никогда ничего лишнего не позволял по отношению к ней и всегда был сама любезность. Она стала уже подозревать, что недоверие Эвана было вызвано чувством неприязни, которое обычно испытывали арендаторы по отношению к своему господину. Девушка мягко улыбнулась Оуэну и слегка потупила голову.
– Так-то лучше. У меня есть кое-что для вас.
Он махнул рукой, и к Энни подошел сокольник с ястребом на руке, голова которого была прикрыта колпаком.
– Это для вас, – сказал Оуэн. – Мы дрессировали птицу несколько месяцев. Он должен уметь брать куропаток и даже вальдшнепов.
Энни охватил восторг.
Слуга надел ей на руку кожаную рукавицу с манжетой, а к запястью привязал тонкую, но прочную веревку, второй конец которой был прикреплен к кольцу, надетому на птичью лапку. Когти крепко ухватились за рукавицу. Птица явно почувствовала свет. Ветер ерошил на ее груди пестрые перья.
