— Ты снова вернешься в Виндзор, — обрадовался король.
Но Элинор печально улыбнулась и покачала головой:
— Под крышей Виндзора найдется место только для одной Элинор. Мне же нужны лишь покой и уединение.
—Что ж, тогда я отдам в твое полное распоряжение бывшую резиденцию нашего отца. Там тебя никто не потревожит. Ты будешь жить в обществе слуг и монахинь в башне Короля Джона и гулять по саду, обнесенному высокой стеной. И сможешь навещать меня когда пожелаешь.
Элинор с благодарностью пожала руку брата и ушла, прошептав слова прощания. Король долго смотрел вслед ее тонкой фигурке, облаченной в траурные одежды. Как непохожа была эта убитая горем женщина на его веселую, бойкую сестру, чьи глаза сверкали, словно сапфиры, на капризную и своенравную Элинор, которая когда-то единолично правила всем выводком юных Плантагенетов.
В день похорон Уильяма Маршала епископ Винчестерский от имени короля приказал Губерту де Бургу отказаться от прав на все его имущество в пользу Стивена Сигрейва. Последний был также назначен юстициарием вместо Губерта. Отчет о потраченных суммах, которые представил Губерт, не удовлетворил короля, и бывший юстициарий был брошен в глубокое подземелье Тауэра, той самой крепости, законным владельцем которой он считал себя еще так недавно.
— Я подозреваю, что Уильяма Маршала отравили, — сказал Рикард де Бург. Его отец с братом только что прибыли из Ирландии и остановились в одной из многочисленных таверн Лондона.
— Это наверняка сделал кто-то желавший устранить одного из самых могущественных сподвижников нашего Губерта, — задумчиво произнес Фэлкон. — Вы ни в коем случае не должны выказывать лояльность к своему опальному дяде. Более того, я посоветовал бы вам обоим поступить на службу к королю.
— Послушай, отец, — начал было Рикард, но Фэлкон взмахом руки велел ему умолкнуть.
— Это жизненно необходимо для Губерта и для всех нас. Генрих не зол и не коварен, он просто слаб. Кто-то управляет им. Мне необходимо знать, кто именно так люто ненавидит нашу семью.
Рикард внимательно вгляделся в хмурое лицо отца и негромко спросил:
— Сможешь ли ты освободить его из Тауэра?
— Да, — твердо ответил Фэлкон. — И укрою его в церкви Дэвида.
Следующим же утром несколько рыцарей, прибывших с Фэлконом, проводили леди Маргарет, супругу Губерта де Бурга, и его маленькую дочь в одно из владений Фэлкона, в Шотландию. Король не решился бы послать своих людей на эту землю, опасаясь новых волнений и новой войны.
Для освобождения брата Фэлкон выбрал одну из безлунных ночей. Его воины и рыцари вступили в ожесточенную схватку с многочисленным гарнизоном Тауэра, но на их стороне были решимость, мужество и внезапность нападения. Битва длилась менее часа. Еще не рассвело, когда братья в сопровождении верных воинов направились к Дэвицу. Одной из причин, побудивших Фэлкона выбрать этот замок в качестве убежища для Губерта, была близость Бристольского канала, где стоял на якоре один из его кораблей.
Переплыв на нем реку Северн, Губерт мог бы оказаться в Уэльсе, не опасаясь преследований со стороны короля.
Через несколько дней сэр Рикард де Бург покорнейше просил его величество короля взять его к себе на службу. Улыбаясь королеве, бросавшей на него томные взоры, Рикард вспомнил слова отца: «Исход любой битвы бывает предрешен еще до ее начала».
Элинор, графиня Пембрук, вдовела уже больше года. Поначалу скандал, связанный с ее именем, будоражил все без исключения придворные умы и давал пищу для многочисленных сплетен. Но мало-помалу интерес со стороны придворных к тонкой и бледной молодой женщине иссяк сам собой. К тому же обеты, принятые Элинор, делали ее недоступной для распутных и жадных до удовольствий савоияров.
Королева Элинор была счастлива оттого, что ей больше не угрожало соперничество принцессы-тезки. Теперь златокудрая супруга короля могла по праву считать себя первой красавицей страны. Скоро врата обители навсегда закроются за Элинор Маршал, и само имя ее можно будет предать забвению.
Питер де Рош, епископ Винчестерский, единолично правил страной от имени юного Генриха. Король был на вершине блаженства. Освободившись от тяжелых и докучливых государственных дел, он проводил свое время, ублажая королеву и ее веселых, жизнелюбивых родственников. После смерти графа Честера Генрих вызвал Симона де Монтфорта из вновь покоренной Гаскони и великодушно пожаловал ему владения, окружавшие графство Лестер.
Симон де Монтфорт был потрясен известием о смещении Губерта де Бурга с поста юстициария и бегстве его в Уэльс. Он искренне горевал о смерти Уильяма Маршала. Хотя со времени ее прошел целый год, никто не удосужился сообщить Симону в Гасконь, что его друга и соратника больше нет в живых. Симон не без оснований заключил из этого, что скоропостижная кончина графа Пембрука заключала в себе какую-то мрачную тайну. При дворе шли приготовления к празднованию Рождества. Генрих подарил де Монтфорту обширные земли в Ковентри, близ Лестера. Юный монарх, без сомнения, причислил непобедимого Симона к своим фаворитам: ему больше некем было заполнить пустоту, образовавшуюся вокруг него после смерти Маршала и отставки де Бурга. Симон во что бы то ни стало хотел узнать как можно больше об обстоятельствах смерти Уильяма Маршала. Его младший оруженосец Гай, поддерживавший дружбу со многими королевскими рыцарями, однажды сказал своему господину:
— Все считают, что его угробила молодая жена.
— Как это? — недоверчиво спросил отец Гая, Рольф.
Подмигнув Симону, Гай объяснил:
— Да ведь он же годился ей в отцы, а она совсем молоденькая. Вот он и помер, стараясь ублажить ее в постели.
— Заткнись, — рявкнул Рольф, — какой же он старик? Ведь мы с ним ровесники!
— Но все говорят, что он умер именно в постели. Принцессу едва удалось вытащить из-под его окоченевшего тела.
Де Монтфорт кивнул:
— Я тоже слыхал об этом.
— Какая прекрасная смерть! — восхищенно прошептал Рольф, и оба его молодых собеседника не смогли удержаться от смеха.
— Это еще что, — продолжал Гай. — Послушали бы вы, папаша, что говорят о рыжей камеристке принцессы!
— Хватит болтать, — сурово оборвал его Симон. — Оседлай моего черного жеребца. Я хочу поохотиться со своим соколом в Виндзорском лесу. — И Симон де Монтфорт направился к конюшням.
— Придерживай язык, когда говоришь с его светлостью, — наставлял Рольф сына, следуя за графом. — Так ты говоришь, рыжая камеристка?
Гай расхохотался:
— Забудьте о ней, папаша. Она вот уже год как удрала из Виндзора.
