Не дожидаясь, пока ее проводят, она переступила через порог.
Обстановка дома окружила ее, пока она взбиралась по скрипучей лестнице на второй этаж. Окна в свинцовой оправе, тяжелые балки под потолком излучали уют и тепло, как шерстяное одеяло.
Иллюзия была испорчена видом ее кузена Джона Дана, сидящего за семейным столом и подносящего к своим толстым губам одну из ее серебряных ложек.
У двери она задержалась, бросила на пол свой вымокший мешок и стремительно вошла в комнату.
— Кузен, — произнесла она, — вот мы и увиделись снова.
Его рука, держащая ложку, остановилась на полпути к разинутому рту.
— Прошу, не утруждайся вставать. — А он отлично питался весь этот год, судя по размеру его живота. — Я разделю с тобой трапезу. Тушеный цыпленок, я угадала?
Но он, конечно же, встал.
— Ангус! Ты где?
— Наверное, все еще стоит у входной двери с таким же остолбенелым видом, как у тебя. — Она подошла ближе, а он переместился в сторону, чтобы между ними оставалась преграда стола. — Джон, ты глядишь на меня так, будто я восстала из мертвых. Но я очень даже жива. А знаешь, кто умер? Моя мать.
— Мои соболезнования. Очень ж-жаль это слышать, — заикаясь, пробормотал он.
Он сделал шажок к двери, но Маргрет встала у него на пути.
— Говоришь, тебе жаль, Джон? Удивительно это слышать, ведь это ты убил ее. Ты и Джеймс Скоби, сообща.
— Я ничего ей не сделал. Когда я в последний раз видел твою мать, она была жива.
— Было живо ее тело, верно, но ты убил ее разум, кузен, и сделано это было при помощи одной вещицы, очень похожей вот на эту.
Она достала из кармана свое медное оружие. Ее улыбка была холодна, как металл.
— Откуда оно у тебя? — выдохнул он.
Никакой жалости. Он ее не заслуживает.
— Что, узнаешь? Как думаешь, что будет, если им ткнуть? — Она высоко занесла шило, готовая как кинжалом пырнуть его незащищенную шею. Оно не провалится в рукоять. Острое, как стилет, оно войдет глубоко в плоть. — Пойдет у тебя кровь, если вонзить его тебе в горло? А если в запястье или в живот?
У него задергался кадык, но из горла не вышло ни звука. От страха он онемел. Все, что осталось сделать, — опустить руку.
Целый год она жаждала мести и теперь, оказавшись здесь, словно провалилась в сон. Кулак ее был занесен, ничто не мешало нанести смертельный удар, и она задержала дыхание, продлевая этот момент.
Потому что знала: едва она сделает следующий вдох, все будет кончено. Потому что какой бы сильной не была ее ненависть, как бы страстно она не желала его смерти, теперь, когда настал момент истины, убить его она не сможет.
И все же она упивалась зрелищем его белого как мел лица. А потом он закричал.
Глава 27.
Выяснив у Форбса адрес, Александр разыскал дом Рейдов. Спрыгнул с лошади, привязал поводья к столбу и постучал.
Человек, ответивший на стук, отворил дверь не более, чем на щелку.
— Хозяин не принимает.
Раздался крик.
Кричала не она, но он все равно оттолкнул человека с пути и взбежал вверх по лестнице.
— Маргрет!
Крик оборвался.
Оставив съежившегося слугу позади, Александр проследовал за эхом в столовую, где, словно ангел мщения, стояла Маргрет с занесенным, готовым нанести удар, кулаком. За ее плечом он увидел толстого человека с хищным лицом, держащего впереди себя стул.
Она опустила руку и обернулась, и он, встретившись с нею взглядом, увидел в ее глазах ужас. Нет, хуже. Безысходность.
Шило выпало из ее пальцев и закатилось под стол.
— Как далеко ты заехал, охотник на ведьм. И все ради того, чтобы отправить меня на костер?
Неужели она настолько заблуждается на его счет? Так и есть. Иначе не сбежала бы, и они уехали бы из Кирктона вместе.
Толстяк — это и был, несомненно, ее ненавистный кузен — прочистил горло, опустил стул и издал нервный смешок человека, чудом избежавшего верной погибели.
— Слава Богу. Вы подоспели вовремя.
Александр поймал Маргрет, торопясь ощутить ладонями тепло ее кожи, уверенный в том, что как только дотронется до нее, она поймет его истинную сущность.
Но она отпрянула от него, как от прокаженного.
— И ты, и он… вам обоим не терпится погреться у костра, на котором меня сожгут.
Ее кузен, уверившись, что опасность миновала, повернулся спиной, чтобы пододвинуть стул обратно к столу, а Александр наскоро шепнул ей на ухо:
— Прежде, чем это случится, я отравлю его в ад.
В ее глазах промелькнуло сомнение.
— До чего же я рад вас видеть, — сказал Дан. — Она накинулась на меня как умалишенная. — От облегчения у него развязался язык. — Обвинила меня во всех смертных грехах, осыпала проклятиями, а потом попыталась убить.
Теперь, когда Маргрет была в его руках, можно было сосредоточиться на Джоне Дане. Вообще-то, оно и к лучшему, что ее кузен принял его за своего союзника. Так он быстрее выболтает что-нибудь уличающее себя.
Форбс сказал, что новости об аресте Скоби широко не распространялись. Он решил прощупать почву.
— Меня зовут Александр Кинкейд. Я ученик Джеймса Скоби.
При этом имени тот заулыбался, точно приветствуя старого друга.
— А, значит вы наверняка знаете о ее матери и все прочее. Как вы ее нашли? Власти давно забросили поиски.
— Выследил в маленькой деревушке у границы.
Оправившись от испуга, Джон Дан трясущимися руками налил себе выпить.
— Надо же. Я и не знал, что она забралась так далеко.
Он предложил бокал Александру, но тот покачал головой.
— Ну, теперь она никуда не денется, — сказал он.
Как он и надеялся, кузену Маргрет захотелось поговорить.
— Вы, наверное, в курсе, что она устроила своей матери побег из тюрьмы. Умыкнула ее сразу после того, как благодаря Скоби ее приговорили к заслуженному костру. — Его пробрала дрожь. — Он наверняка рассказывал вам, как все было.
Маргрет оцепенела от ярости, готовая вновь броситься в атаку, и он мягко сжал ее руки, передавая безмолвное послание. Поняла она его или нет, он не знал.
— Мы, э-э, работаем в разных приходах. Интересная история.
Пока Дан, не предлагая ему присесть, устраивался на стуле, он заглянул Маргрет в глаза. Подожди, призвал он ее взглядом, но гневное выражение не сошло с ее лица.
— Я бы сказал, печальная. — Усмешка Дана опровергла его притворное сожаление. — Увы, но моя тетя, — он мельком взглянул на Маргрет, — оказалась ведьмой, и мне, как старшему мужчине в семье, пришлось исполнить свой долг и доложить об этом властям.
