— Да, вижу, что вас держали в черном теле. Но что-то не верится, что даже такое строгое воспитание смогло сломить вашу волю. Как ни крути, вас не назовешь послушной и уступчивой.
Феба покачала головой:
— Боюсь, что вы не поняли, Рейф. Я добросовестно выполняла все запреты и предписания. Я из кожи вон лезла, чтобы стать другим человеком, стать другой девушкой — идеальной леди и образцовой дочерью, совершенно новой Фебой Милбери. Это было совсем не трудно. Все, что мне нужно было делать, — истребить в себе прежнюю Фебу, которой я была до этого. — Поглаживая грудь, Рейфа, Феба тем временем продолжала: — И мне казалось, что я успешно справилась с этой задачей. До тех пор, пока не встретила вас. До того вечера в саду, залитом лунным светом. Наверное, та, прежняя, Феба не умерла. Он просто спала все это время. Пока вы, Рейф, ее не разбудили.
Марбрук взял Фебу за руку и сплел ее пальцы со своими.
— Знаете, у меня с самого первого дня нашей встречи было точно такое же чувство — словно я проснулся. Или заново родился.
Феба улыбнулась и вздохнула:
— Вот и хорошо. Может быть, теперь ваша очередь рассказать о себе? А я посижу рядом и послушаю ваш рассказ.
Рейф устремил взгляд в потолок с облезлой штукатуркой.
— Рассказ… Да что там, в сущности, рассказывать? Ну, моя мать тоже умерла рано, когда я был ребенком. Мне тогда было всего восемь лет. Я помню, как приехал Брукхевен, чтобы забрать меня с собой. Я знал, что мой отец — какая-то важная шишка, но ни разу его до этого не видел. Мне хочется думать, что он любил мою мать по-настоящему. Что я появился на свет в результате чего-то большего, чем сиюминутная вспышка животной страсти. Но боюсь, я так никогда и не узнаю этого наверняка. Мать Колдера, леди Брукхевен, проживала где-то далеко. Мы редко ее видели. Как бы там ни было, похоже, она не имела ничего против моего присутствия. Спустя несколько лет она скончалась, но Колдер скорее всего едва ли это заметил: он был ближе к отцу.
Феба кивнула:
— Наследник.
— Вот именно. Что ни возьми — Колдер везде был первым. Первым садился за стол, когда приходило время обеда, у него у первого появилась своя чистокровная лошадь, он первым узнавал от отца азы управления имением и состоянием Марбруков.
— Вы думаете, ваш отец любил Колдера больше вас? — Рейф пожал плечами:
— Я знал одно: Колдер всегда был моим соперником, почти врагом. И воевали мы с ним за внимание отца. И раз Колдер был первым в Брукхевене, я решил верховодить во всем остальном. Ну а теперь я подошел к той части моего рассказа, которая, возможно, будет для вас неприятна.
Феба подняла на Рейфа глаза и, насмешливо глядя на него, спросила:
— Вы намекаете на то, что вы не девственник? — Рейф рассмеялся:
— Не смейтесь надо мной. Я же не смеялся над вами, когда вы рассказывали мне о себе.
Вместо извинения Феба поцеловала его в грудь. Рейф продолжал:
— Я отличился тем, что первым затащил в постель горничную, которая все время заигрывала со мной и всячески давала понять, что не прочь завести со мной интрижку, первым узнал вкус спиртного и напился до беспамятства, похитив несколько бутылок вина из винного погреба. Я первым затевал драки со здоровенным верзилой — сыном кузнеца. Точно так же, как мне не было равных во многих других вещах. Меня выгоняли из лучших частных школ. Мне не было равных по количеству скандалов с моим участием, которые попадали в газеты. Я первым завел себе любовницу из числа замужних женщин.
— А что ваш отец? Он отметил ваши беспримерные старания, врожденное стремление к первенству и успехи на всех этих поприщах?
— Ода, разумеется, отметил! — улыбнулся Рейф. — Мои старания не могли остаться незамеченными. Меня заклеймили позором, объявили паршивой овцой в благородном семействе, назвали человеком, запятнавшим честь семьи. К тому же я забыл упомянуть, что я проматывал состояние отца, играя в карты.
— Но на самом деле вы же совсем не такой, каким все вас считали.
— Нет, я такой, Феба. И они не знали и половины из того, что я вытворял.
— Они не знали и половины того, что вы вытворяли… Но не знали и половины того, какой вы есть на самом деле.
Растроганный Рейф поцеловал Фебу в лоб.
— Но при этом я очень долго не мог осознать, что больше всего на свете я люблю Брукхевен и людей, которые там живут. Брукхевен, который всегда будет принадлежать Колдеру и его будущим наследникам. И ничто не сможет изменить это положение вещей. — Рейф тяжело вздохнул. — Усадьба принадлежит маркизу Брукхевену. А у него душа к ней не лежит. Он без особой охоты занимается имением.
Глядя на него с сочувствием, Феба погладила Рейфа по щеке.
— Но ради брукхевенского имения вы изменились. — Рейф грустно улыбнулся:
— Слишком поздно. Колдера не интересует ни то, что я рассчитался с карточными долгами, ни то, что я сделал кое-какие выгодные вложения. На сегодняшний момент мне нечего предъявить в свою пользу. Но я знаю, что так будет не всегда. Я верю, что сделал правильный выбор и что в конечном итоге мои вложения принесут прибыль. Однако как бы то ни было, Колдер никогда не позволит, чтобы я помогал ему управлять Брукхевеном. Тем более сейчас…
— Тем более сейчас он не станет вам доверять. Из-за меня.
— Феба, я ровным счетом ничего не потерял. Что бы я ни сделал — пусть бы я даже достал звезду с неба, — я, как и прежде, в глазах Колдера все равно останусь человеком пропащим. Мое сомнительное прошлое всегда будет тянуться за мной как хвост. Колдер давным-давно поставил на мне крест.
Феба нахмурилась:
— Не понимаю я этого. Ведь он же ваш брат, а не отец. Он всего на несколько месяцев старше вас. Почему после смерти вашего отца он стал для вас человеком, одобрение которого вы всеми правдами и неправдами стремились завоевать?
— Почему? Потому что это он Брукхевен. Потому что Брукхевен — это мой дом, мой семейный очаг. И потому что Колдер — единственный родной мне человек. — Вернее, все обстояло так до этого момента. Только сейчас Рейф начинал осознавать, что он разрушил ради своей любви.
Феба заглянула ему в глаза.
— Меня проклянет отец… Вас навеки отвергнет брат… Вы не жалеете сейчас о том, на что пошли из-за меня? — серьезно спросила она.
Феба была так прекрасна сейчас — в ее глазах светилась искренняя тревога за его судьбу. В ее глазах Рейф видел страх перед будущим и оплакивание потерь, которые им обоим неминуемо принесет эта связь… Неужели одна эта ночь в объятиях друг друга стоит того, чтобы заплатить за нее так дорого?
Рейф молчал. В его душе боролись противоречивые чувства — трезвое осознание того, что он так много теряет, и радость от того, что приобретает.
