— Почему они пришли именно к тебе? И как ты узнала об их судьбе?
— Я деловая женщина, — ответила Мадди. — Я хозяйка таверны. Мне приходится иметь дело с самыми разными людьми, и далеко не все они такие высокородные, как ты! Они пришли ко мне, и я не прогнала их, о чем ни капельки не жалею! Тебе это понятно? Не жалею!
Эш резко втянул в себя воздух, но ничего не сказал. Он злился на нее, на себя, а больше всего — на Уинстона. Он злился из-за того, что был нарушен покой этой ночи, что исчезла мечта, которая была так близка к осуществлению, когда он держал ее в своих объятиях…
Вглядевшись в ставшее дорогим для него лицо, он увидел в ее глазах страх, потрясение и что-то еще, чего он не мог понять, потому что слишком устал. Но он увидел также отчаяние, беспомощность и доверие.
— Черт возьми, — пробормотал он, — если бы ты не выглядела такой невинной…
У него болела голова, кровь пульсировала в висках. Что ему теперь делать? Отдать ее в руки этого мясника в Сиднее за то лишь, что она, поддавшись чисто женскому сочувствию, совершила ошибку? Поверить, что Уинстон тоже проявит к ней сочувствие? Да пусть он пропадет пропадом, этот Уинстон! Сочувствие ему неизвестно, и урезонивать его нет никакого смысла. Это подтверждают предпринятые им нынче ночью действия. Он направил вооруженных людей в дом Эша. чтобы насильно увезти его гостью, — и это несмотря на то, что Эштон Киттеридж является доверенным лицом губернатора и получил поручение от самого сэра Найджела. И несмотря на то, что всего лишь несколько дней назад Уинстон сам радушно приветствовал в его лице пополнение своей «бригады». Нет, этого человека остановить невозможно. Не исключено также, что он ополчился на Мадди только из-за их отношений, так сказать, в порядке мести. Новоявленный защитник моральных принципов, Уинстон был способен преследовать Мадди за одно лишь то, что она была хозяйкой таверны. У Мадди нет ни малейшего шанса убедить его в своей невиновности.
Он окинул взглядом комнату: отверстия от пуль в деревянной обшивке, вдребезги разбитые лампы. Он побелел от ярости, понимая, что дело здесь не только в Мадди Берне, независимо от того, виновна она или нет. Это касалось его и Уинстона, и на сей раз Уинстон зашел слишком далеко.
Он снова повернулся к Мадди.
— Тебе небезопасно оставаться здесь. Они вернутся — или те же самые, или другие. Я достаточно хорошо знаю Уинстона.
— Ты отправишь меня в Сидней? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал от страха.
— Нет. Я знаю одну супружескую пару. Их зовут Ханнибал и Рейчел Грэм. Они ухаживали за моим дядюшкой, когда он заболел, и присматривали за поместьем, пока я не приехал. Это хорошие, честные люди. У них ферма в трех днях езды отсюда, в предгорье. Уинстону не придет в голову искать тебя там. Я отвезу тебя туда. С ними ты будешь в безопасности, а я… я вернусь в Сидней и остановлю этого сумасшедшего.
— Но я не могу уехать! — испуганно воскликнула Мадди. — Ты сказал, что они вернутся и… — Она вовремя остановилась. Она подумала о Рейли, раненом и беспомощном, о Джеке, который еще не знал о том, что случилось, и об Эше. Как удержать его от поездки в горы? А если Эш поедет в Сидней, что он там обнаружит? В какой степени Уинстону удалось разоблачить ее? Если Эш вернется в Сидней, то он не остановит Уинстона. Они возвратятся сюда за ней вместе.
«Все кончено, Мадди. Все кончено». Случилось самое худшее, и ей придется бежать. Если ее не поймают, то против Рейли, Дарси и других не будет никаких доказательств, а у нее все-таки останется шанс добраться до Джека. Если Эш возьмет ее в горы и если ей удастся сбежать.
Она обнаружила, что Эш как-то странно смотрит на нее.
— Я не могу причинять тебе еще большее беспокойство. Ты не можешь уехать… — сказала она, указав жестом на лестницу, ведущую на верхний этаж.
Эш не сразу понял, о чем она говорит.
— Люси гораздо лучше позаботится о моем управляющем, чем я. А в Сидней я тебя, уж конечно, не возьму, пока не выясню, что все это значит. Если потребуется, я дойду до губернатора. Уинстона надо остановить.
У Мадди заныло сердце. Эш многим рисковал ради нее, а она была вынуждена предать его. Нет, она не сможет сделать этого.
— Ты сделаешь это ради меня? — прошептала она.
Эш стиснул зубы и отвел взгляд. Ему вдруг показалось, что все случившееся сегодня было лишь началом. Он еще многого не знал, чтобы составить четкий план действий. Одно было совершенно ясно: подобной пародии на торжество закона, имевшей место сегодня ночью в его доме, больше нельзя допустить.
— Поездка будет тяжелой, — сказал он. — Придется ехать верхом. По дороге нет ни селений, ни гостиниц, так что придется ночевать под открытым небом. Возьми с собой только самое необходимое. Мы выезжаем на рассвете.
Сказав это, он вышел из комнаты, даже не взглянув на нее.
Двое людей стояли перед Крысоловом навытяжку, как солдаты по команде «смирно». Лишь вспотевшие лбы да бегающие глаза выдавали их возбужденное состояние. У Джордана была на перевязи рука, а лицо побледнело от боли, но он не осмелился, сославшись на рану, уклониться от личного доклада. Тем более что ранение он получил по собственной глупости.
Уинстон сидел в своем кресле с прямой спинкой, скрестив ноги и сложив на коленях руки. Он был мрачен и явно разочарован.
— Вы подвели меня, джентльмены. Я не люблю, когда меня подводят мои люди. Следовало мне поехать туда самому.
Роберте судорожно глотнул воздух. Собравшись с духом, он пустился в объяснения:
— Мы почти схватили ее, сэр. Кто мог ожидать, что Киттеридж окажет сопротивление? Он созвал своих людей. Одного мы ранили, но когда началась стрельба, мы побоялись задеть ее. Вы же сами сказали, что не хотите, чтобы ей причинили увечье, сэр.
У Уинстона напряглось лицо, но что было толку ругать этих людей за глупость, если это было их врожденное качество? Они ворвались в дом Киттериджа, словно разбойники с большой дороги, размахивая оружием. Что тому оставалось делать? Самый робкий человек будет защищаться, если ему будут угрожать, а Киттеридж всегда питал слабость к беззащитным женщинам. Даже если бы они специально планировали провалить дело, то не смогли бы добиться больших результатов, но что можно еще ожидать от этих недоумков? Они были неплохими солдатами, но понятия не имели, как действовать в цивилизованном мире.
— Одного я ранил, сэр, — напомнил Джордан.
— Киттериджа? — спросил Уинстон, и в глазах у него на мгновение зажегся интерес.
— Нет, сэр.
Трудно сказать, облегчение или разочарование отразилось на физиономии Уинстона. Но мгновение прошло, и лицо снова стало непроницаемым.
