— Это невозможно.
— Невозможно, что вы этого не помните, или невозможно, чтобы вы совершили столь постыдный поступок?
Уильям покачал головой.
— Я повторяю вам: независимо от того, помню я или нет, я бы никогда не обидел свое дитя Она — единственное, что мне осталось от моей Элизабет. Я не мог обидеть ее. Я слишком глубоко люблю ее.
— Любите ее? — Рольф неподдельно удивился — Вы так любите ее, что прогнали отсюда и на многие годы забыли о ней?
— Что за ложь? — вопросил Уильям. — Я отправил ее подальше отсюда на время, терзаясь горем; да, я это помню. Отправил, но ненадолго Я никогда не мог надолго разлучиться с моим единственным ребенком. Она была… — Он сжал виски ладонями, пытаясь вспомнить, — Джудит клялась… Леони была занята…
Я…
Джудит клялась, что я… Господи Боже! — Он застонал. — В тот день в Першвике я не узнал ее. Я не помню, как моя Леони росла! — Испытывая потрясение, он посмотрел на Рольфа, как бы ожидая от него объяснения.
Рольф нахмурился. Что-то тут было не так Страдание этого человека было подлинным — О чем вы говорите, сэр Уильям? — осторожно спросил Рольф. — Выходит, пребывая в состоянии опьянения, вы считали, будто Леони по-прежнему живет здесь, с вами?
— Она жила здесь. — Голос Уильяма понизился до шепота.
Рольф вздохнул, испытывая отвращение — Если бы вы были трезвы, когда я пришел сюда, я убил бы вас за то горе, которое вы причинили дочери. Но теперь я могу испытывать к вам только жалость.
Он медленно повернулся и направился к двери.
— Подождите! Не знаю, кто наговорил вам эти нелепости о Леони, но ведь Джудит может вам сказать…
Рольф быстро обернулся; в его глазах вспыхнул огонь.
— Глупец! Это мне рассказала Леони.
— Нет! Ради всего святого, нет! Пусть мне отрубят руку, если я хоть раз обидел ее. Клянусь, что…
— Не мешайте мне думать! — рявкнул Рольф, и Уильям замолчал.
— Кто еще был с вами, когда вы сказали Леони, что она должна выйти за меня замуж? — спросил Рольф.
— Я едва припоминаю, что вообще был там, а вы хотите…
— Мой господин, думайте!
— Были слуги… Гиберт, человек Леони… моя жена.
Что-то здесь не вязалось. Служившие Леони люди не причинили бы ей вреда, а Джудит была недостаточно сильна, чтобы нанести ей побои. Сэр Гиберт не причинил бы ей вреда.
— Что сказала Леони, когда вы сообщили ей эту весть? Не попыталась ли она покинуть Першвик?
— Я уже сказал вам, что она была огорчена. Она не сказала мне ни слова, а бросилась в свою комнату. Не знаю, выходила ли она из нее до наступления следующего дня.
— Вы даже не пытались поговорить с ней? спросил Рольф, гадая, что происходит с этим человеком.
Уильям покорно опустил голову.
— Джудит сказала, что это не кончится добром, после того, как из-за моей непростительной забывчивости Леони была напугана. Она настояла, чтобы я позволил решать это дело… ей. — Голос Уильяма опять стал стихать. — Она сказала, что я буду мешать подготовке. По ее поручению Гиберт развлекал меня охотой. Видите? Я начинаю припоминать кое-что.
Рольф подошел к двери и позвал сэра Пьерса:
— Куда вы отвели леди Джудит?
— Вниз.
— Приведите ее сюда, и побыстрее. — Обратившись к Уильяму, он произнес:
— Она — женщина. Кто из здешних мужчин может беспрекословно выполнить ее поручения?
— Каждый из них, — признался Уильям. — Мне стыдно сказать, но я не могу вспомнить, когда последний раз напрямую имел дело с моими людьми.
— Вы хотите сказать, что ваша жена уже не сколько лет управляет всеми делами Монтвина? — недоверчиво спросил Рольф.
— Я… должно быть, управляет, — прошептал Уильям.
Его сознание по-прежнему пробуждалось медленно, но одно стало ему вполне очевидным. Если следует поверить всему, что сейчас рассказал его зять, то Джудит была виновна не только в том, что хитростью заставила его жениться на ней — да, он вспомнил это, — но и держала Уильяма подальше от его собственной дочери. Он не помнил, как она этого добилась, но ей это удалось.
Муж Леони пришел в бешенство из-за того, какую боль причинили Леони ради того, чтобы принудить ее к замужеству. Уильям был ошарашен тем, что дочь так страдала от сознания того, будто отец бросил ее так надолго. А он действительно бросил ее, оставил, погрузившись в свое горе, утратил волю, забыл ради женщины, которая так долго помыкала им и так ловко его обманывала.
Внезапно в его сознании всплыло множество разных событий, и все его существо охватил неописуемый гнев. Это он виноват. Он допустил все это, позволил жене-интриганке управлять всем его существованием.
Когда Джудит переступила порог комнаты, она наткнулась на столь убийственный взгляд мужа, что поняла — он каким-то образом узнал о ней все. Она не сможет морочить ему голову, поскольку Уильям был трезв и полностью владел собой. Она не видела его таким с того времени, как он понял, что она обманом заставила его жениться на ней Он смотрел на нее так, будто готов был убить. Ей придется воззвать к его жалости и выжидать, пока они останутся одни, чтобы опять приохотить его к вину Ее охватил неподдельный страх, и она бросилась к мужу Из ее глаз хлынули слезы, она с мольбой смотрела ему в лицо.
— Уильям, что бы ты ни думал о моих поступках, я все еще твоя жена. Я хорошо служила тебе и..
Получив от него пощечину тыльной стороной ладони, она распростерлась на полу.
— Хорошо служила мне? Я едва не умер от твоего усердия! — зло бросил он.
Джудит провела пальцами по своему пылающему лицу, в ее груди застыл комок страха, вспомнилось, как он последний раз избил ее. Она больше не замечала Рольфа. Наполненные ненавистью глаза мужа вонзились в нее. Она знала — милости от него ждать нельзя. Значит, ей придется спасаться ложью.
— Уильям, никто не был в состоянии помешать тебе пить до беспамятства, — произнесла она. — Мне это было не по душе, но что я могла поделать?
— Обманщица! — процедил он сквозь зубы, и она сжалась, когда он шагнул к ней. — Ты побуждала меня пить. Думаешь, теперь я этого не понимаю? А единственного человека, способного помочь мне, здесь не было. Ты этого добилась. Ты добилась того, что она не вернулась сюда, убедила меня, что я часто вижу ее. Почему ты держала Леони вдали от меня?
От страха Джудит обмерла. Как ему уже удалось многое понять? В отчаянии она схватилась за первое, что пришло ей на ум.
— Я сделала это ради тебя и ради нее. Разве ты не понимаешь, в какое отчаяние она бы пришла, увидев, на что ты стал похож? Я пыталась избавить тебя от позора. И я пыталась оградить ее невинность.
— Клянусь кровью Господней! Ты считаешь меня полным дураком? — закричал Уильям. — Единственная, кого ты защищала, была ты сама, негодяйка! Ты понимала, что не нужна мне. Ты знала, что тебя вышвырнули бы отсюда вон, если бы я пришел в себя. Поэтому ты держала меня в одурманенном состоянии. Думаю, ты держала мою дочь подальше отсюда, внушая ей, что здесь она не нужна.
