«Не думай о том, как он зверски расправился с Бесс Уитфилд!»
У Джека перехватило дыхание, и он мысленно вернулся к их последней встрече. Он никогда не забудет прелестное лицо Эвелин, когда она исступленно выкрикнула его имя. Потом он снова сделал ей предложение, и она наконец согласилась. Джек прекрасно понимал, что она искала его любви, и все же упрямо хранил молчание.
Как он мог быть таким глупцом?
Теперь глаза Джека раскрылись, и он увидел все с пугающей ясностью. Он любил Эвелин. Все его намерения оставаться равнодушным и никого не любить, посвящая время только работе, разбились вдребезги.
Желание сделать Эвелин своей, не дать ей стать женой Рэндольфа или другого мужчины не имело ничего общего с ее честью или стремлением вернуть долг ее отцу, а объяснялось лишь любовью.
Когда Джек в первый раз покинул дом своего отца и поступил на работу в «Линкольнз инн», он совсем не был честолюбив. И сильно сомневался, что сумеет работать адвокатом, пока его не заметил Эммануэль Дарлингтон. Но настоящую перемену в нем произвел его первый судебный процесс, когда он испытал вкус настоящей победы. Тогда он понял, что обрел свое истинное призвание и не хочет заниматься ничем иным.
Когда после суда над Слипом Доусоном к нему подошла Эвелин, жизнь Джека снова круто переменилась. Ее сияющая красота и голубые глаза с самого начала привлекали его внимание, но острый ум и смелость покорили его сердце. Ничто — ни карьера, ни статус успешного и высокооплачиваемого адвоката — не имело больше смысла без Эвелин. Чем больше Джек старался не замечать очевидного, тем упорнее оно преследовало его.
Он любил ее.
А теперь, возможно, уже слишком поздно признаться в своих чувствах. Господи, жива ли она?
Джек подбежал к экипажу на Парк-лейн. Отдал распоряжения кучеру и распахнул дверцу.
Три пары глаз уставились на него.
— Где она? — спросил Энтони.
— На кладбище, где похоронена Бесс Уитфилд.
Экипаж тронулся с места. Джек передал друзьям записку.
— Надо надеяться на лучшее, Джек, — заметил Девлин. — Негодяй использует ее как приманку, чтобы добраться до тебя.
Энтони дал Джеку револьвер.
— Это ловушка. Однако мерзавец не знает, что нас здесь трое.
Девлин кивнул.
— Мы все вооружены и будем стрелять.
Брент ничего не сказал и лишь молча коснулся руки Джека.
— Не беспокойся. Ты еще успеешь признаться ей в своей любви.
Эвелин очнулась от холода и боли. Она выпрямилась и коснулась спиной чего-то твердого. Ее руки были связаны сзади, и когда она попыталась ими пошевелить, все тело пронзила резкая боль. Она чувствовала себя опустошенной, слабой и с трудом боролась с желанием снова уснуть.
Усилием воли открыла глаза и попыталась понять, где находится.
— Вот вы и очнулись. Отлично.
Эвелин узнала голос Саймона Гатри еще до того, как увидела его лицо.
Она вспомнила все.
— Что вы со мной сделали? — с трудом спросила она.
— Эфир — сильное вещество и действует быстро. Будучи студентом Оксфорда, я имею доступ ко всем химическим веществам.
У Эвелин сжалось сердце.
— Где мы?
— На могиле Бесс Уитфилд.
Когда пары эфира выветрились, Эвелин разглядела в отдалении смутные очертания надгробий. На небе блестел узкий серп луны, и все было окутано тенями. По ее телу побежали мурашки.
Она вспомнила, как они в последний раз были с Джеком на могиле Бесс и следили за графом Ньюлендом. Ее могила была в центре кладбища, в трех рядах от каменной тропинки. С трудом сглотнув, Эвелин огляделась. В это время вокруг было пусто.
— Развяжите меня! — резко приказала она.
Саймон рассмеялся:
— Всему свое время.
Он расхаживал рядом, держа в руках дневник. За поясом виднелась рукоятка ножа. Эвелин ужаснулась своей беспомощности.
Она была одна в темноте на пустом кладбище с убийцей.
Внезапно Саймон остановился и потер виски. Тихо выругавшись, он принялся что-то невнятно бормотать, вероятно, на миг забыв о ее присутствии.
Эвелин широко раскрытыми глазами наблюдала за ним. Наконец он резко опустил руки и сел перед ней на корточки. Черные глаза буквально пронзали ее.
Эвелин дернулась, натянув веревки за спиной. Ножик для писем, спрятанный в кармане платья, уколол ей ногу. Ее мысли лихорадочно разбегались. Если бы ей только добраться до своего «орудия возмездия»! Тогда она сможет разрезать веревки.
Ей надо заставить Саймона говорить, отвлечь его.
— И как вы теперь собираетесь использовать дневник? Все знают, что вы убийца. Власти будут вас искать.
Саймон махнул рукой.
— Найдутся люди, которые все равно заплатят за то, чтобы дневник не попал в руки прессы.
— Вы имеете в виду графа Ньюленда, виконта Гамильтона и моего отца?
— А также других влиятельных любовников Бесс.
— Это не сработает. Вас поймают.
— Ваш любовник Джек Хардинг?
Увидев растерянное выражение на лице Эвелин, Саймон рассмеялся:
— Не надо так удивляться. Я знаю, что вы любовники.
— Мистер Хардинг не имеет к этому никакого отношения.
— Вы ошибаетесь. Он видел, как я выходил из старой гримерной Бесс. Он знает, кто я. Мне придется заставить его замолчать. Для этого вы мне и нужны, Эвелин. Приманка. Когда Джек придет вас спасать, я убью его.
Саймон встал и снова принялся расхаживать. Время от времени он начинал растирать виски, затем замирал на месте, словно в приступе, а затем обхватывал голову бессильными руками.
Он болен и безумен, подумала Эвелин. И может не задумываясь лишить человека жизни.
Она перекатилась на бок, пытаясь добраться до кармана. Все ее тело застыло от ужаса, пока ей наконец не удалось ухватиться за ножик. Проворно поворачивая его пальцами, Эвелин принялась резать веревки. Дважды ножик выскальзывал у нее из рук, и она порезала палец. От крови рукоятка стала скользкой, и ее было трудно держать, но решимость не покидала ее. Эвелин должна была освободиться, должна была действовать. Она не позволит Джеку попасться в ловушку Саймона.
Саймон Гатри больше никому не должен причинить вреда.
Наконец он поднял голову и взглянул на нее с интересом.
— Рэндольфу известно о ваших планах? — спросила Эвелин. Надо продолжать резать веревки и заставить его говорить.
— Рэндольфу? — усмехнулся он. — Рэндольф слишком слаб, чтобы вынести подобное. Он с радостью всю свою жизнь проработает в университете.
— Вы были нашим другом. Мы вам доверяли!
Последняя веревка разрезана, и руки Эвелин свободны. Однако она продолжала держать их за спиной в ожидании подходящего момента.
