— Как будто это поможет…
— Маклауд, куда ты запропастился? — раздался внизу громкий голос Аласдэра, но Лахлан успел прошмыгнуть в комнату Сирены.
Сирена, сидя в кресле, ногой покачивала стоявшую перед ней колыбель. Прижав палец к губам, она встала и, наклонившись, проверила, спят ли младенцы, а потом на цыпочках прошла к нему через комнату и, потянувшись, поцеловала в щеку.
— Что-то случилось? — Всмотревшись в него, Сирена встревожилась. — В чем дело?
— В Эванджелине.
— С ней все в порядке?
Сирена схватила его за локоть.
— Да, но Бэна пытался убить ее.
— Давай пойдем в солар Элинны. А теперь, — сказала она, закрыв за собой дверь, — рассказывай, что произошло.
Пока они шли в солар Элинны, Лахлан успел посвятить Сирену в события этого утра.
— Но есть и еще что-то, не правда ли?
Они вошли в залитую солнцем комнату, и Сирена, сев на маленький диванчик, похлопала рядом с собой.
— Да. Когда Эруин узнал о смерти брата, он обвинил во всем Эванджелину. Он заявил, что она была про… любовницей моего отца и использует меня, как когда-то использовала Аруона, в своих целях — чтобы захватить власть в Волшебных островах.
— И ты, конечно, поверил ему, да?
— Сирена, она сама это подтвердила.
Сирена откинулась на подушку и закрыла глаза, а когда снова их открыла, в золотистых глазах светилась грусть.
— Знаешь, она его ненавидела. Я не понимала, как сильно, до самого дня убийства Аруона. — Сирена разгладила складку на своем розовом платье. — Иногда я задумывалась, не она ли убила его. — Покачав головой, как будто воспоминание было невыносимо болезненным, и встав с дивана, она подошла к окну. — Аруон, несомненно, был влюблен в Эванджелину. Он не старался скрывать свое вожделение, даже несмотря на то что был женат. Моргана возненавидела ее еще до того, как узнала, что Эванджелина — дочь Андоры. Она завидовала ее красоте.
Его руки сжались в кулаки, и Сирена, словно почувствовав, что в нем нарастает гнев, оглянулась на него.
— Нет, это не то, что ты думаешь. Эванджелина была послана Роуэном, чтобы защищать меня. Она прибыла за несколько недель до моего восемнадцатого дня рождения. Мой отец знал, что случится, если я не выдержу проверку по магии, и, если бы не Эванджелина, я не прошла бы испытание. — Прочистив горло, Сирена продолжила: — Я никогда не спрашивала, откуда она появилась. Она была моей единственной подругой, и я боялась, что потеряю ее, если спрошу. Но другие спрашивали. Как и Моргана, они завидовали ее способностям и красоте. Эванджелина держалась в стороне от них и этим вызывала у них еще большую неприязнь. Как я представляю, они выложили свои подозрения Аруону, и у нее не было другого выбора, кроме как отдаться Аруону ради того, чтобы остаться со мной. Эванджелина пожертвовала своей невинностью, чтобы защитить меня.
У Лахлана все внутри сжалось, когда он подумал о том, что пережила Эванджелина. О чем, черт побери, думал его дядя, посылая ее в это змеиное логово? Лахлан не знал, как долго еще сможет сидеть и слушать о том, что фэй заставили ее вынести.
— Ты не знаешь этого наверняка, — сказал он, заметив страдание в глазах Сирены.
— Нет, я знаю. Знаю. Многие мужчины пытались добиться ее расположения, но Эванджелина не обращала на них внимания, а если они становились назойливыми, без колебания ставила их на место.
Это Лахлан мог подтвердить — с ним Эванджелина обошлась точно так же.
Опустив плечи, Сирена вернулась и села на диван рядом с Лахланом.
— Мне невыносимо думать о том, что она выстрадала из-за меня. Она всегда защищала меня, а я не защитила ее от него.
— Ты не знала. Это не твоя вина.
— И не ее, Лахлан.
Он провел по лицу руками.
— Не ее, я это понимаю.
У него внутри все перевернулось, когда он вспомнил, что сказал ей. Встав с дивана, Лахлан подошел к камину и схватился за деревянную полку, чтобы не ударить кулаком о стену.
— Почему она не могла сказать мне об этом?
— А ты дал ей такую возможность?
— Господи, я ничем не лучше своего отца. Не знаю, как я смогу посмотреть ей в лицо после всего, что сказал.
Лахлан не замечал, что Сирена подошла и стоит рядом с ним, пока не почувствовал, как ее теплая ладонь легла ему на спину.
— Поверь мне, ты совсем не такой, как Аруон. — Сирена прильнула к нему, ее слезы смочили ему рубашку, и Лахлан, повернувшись, обнял ее. — О, Лахлан, он был таким грубым. Мне становится плохо, когда я думаю о том, какие страдания она вытерпела ради меня.
Подумав о том, что Аруон, возможно, сделал с Эванджелиной, Лахлан проглотил горький комок, оцарапавший ему горло, и, поцеловав Сирену в макушку, отошел от нее.
— Я должен вернуться.
— Заставь ее поговорить с тобой. Не позволяй ей отгородиться от тебя.
— Прежде чем я смогу это сделать, мне нужно найти способ попросить у нее прощения. Но ей-богу, я его не заслуживаю.
— Эванджелина поверила тебе, а она не делает это просто так. Ты ей очень нравишься.
— Если ты хочешь, чтобы мне было еще хуже, чем уже есть, то тебе это прекрасно удается.
— Прости, я этого не хотела, — Сирена обняла его. — И если бы она не нравилась тебе так же сильно, ты не чувствовал бы себя так плохо. Я люблю вас обоих и хочу, чтобы вы были счастливы. Ты нужен ей, Лахлан, так же, как она нужна тебе.
— Я чему-то помешал?
Брат Лахлана вошел в комнату и остановил на жене пристальный взгляд.
— Нет. Я должен возвращаться домой.
Лахлана удивило, что он назвал Королевство Фэй домом, удивило гораздо больше, чем он мог бы ожидать.
— С тобой все в порядке, Лан? — спросил его брат.
— Да. Нет. Я все испортил с Эви и не уверен, что на этот раз смогу исправить.
— Нет, сможешь. — Подойдя, Сирена стала рядом с мужем, и Эйдан обнял ее. — Ведь пока ты все не исправишь, ни один из вас не будет счастлив.
Лахлан не знал, способен ли он быть по-настоящему счастливым, хотя в последнее время ему стало казаться, что с Эванджелиной у него был шанс. Но Сирена права, если кто и заслужил счастье, то это Эванджелина.
Заунывная мелодия ветвей, скользящих по оконному стеклу, погрузила Эванджелину в еще более глубокое отчаяние. Лицо Лахлана в тот момент, когда он узнал о ней правду, навсегда останется с ней. Его жестокие слова, осуждающие ее поступки, снова и снова повторялись в голове Эванджелины. Лахлан чувствовал к ней такое же отвращение, как и она сама.
Эванджелина знала, что у нее не было иного выбора, но от этого знания ей не становилось легче жить с этим, она чувствовала себя шлюхой, как и назвал ее Лахлан. Эванджелина использовала свое тело, чтобы рассеять подозрения Аруона и обеспечить себе место рядом с Сиреной. Она терпела, когда он снова и снова грубо овладевал ею, пока ему не надоела ее неспособность удовлетворить его и он не нашел себе новую жертву.